Мигель Астуриас - Те, кто внизу. Донья Барбара. Сеньор Президент

Сеньор Президент.

— Придет… не придет…

— Вот помяните мое слово!..

— Он опаздывает. Только бы пришел, правда?

— Придет, как пить дать! Вы не беспокойтесь. Разрази меня бог, если не придет!..

— Как вы думаете, он узнает что-нибудь о папе? Он сам предложил…

— Надо полагать…

— Ах, только бы не узнал плохого!.. Сама не пойму… Я, наверное, схожу с ума… Хочу, чтоб он скорей пришел, хочу все узнать… Пусть лучше не приходит, если плохие новости!

Из угла импровизированной кухни хозяйка слушала дрожащий, срывающийся голос Камилы, которая лежала в кровати. Перед статуей мадонны, прямо на полу, горела свеча.

— Придет, придет, и хорошие вести принесет, помяните мое слово… Скажете, откуда мне знать? Сердцем чую, это уж как по-писаному… Я этих мужчин… Рассказала бы вам — не поверите… конечно, — разные бывают… да нет, все на один лад… Все равно как собаки… Кость почуют — тут как тут…

Камила безучастно смотрела, как хозяйка раздувает огонь.

— Любовь — она вроде леденца на палочке. Начнешь сосать — сладко, а потом — глядь, одна палочка осталась!

На улице послышались шаги. Сердце у Камилы забилось так сильно, что пришлось схватиться за грудь обеими руками. Шаги миновали дверь и вскоре затихли.

— Я думала — он…

— Скоро будет!

— Я думаю, он сперва пошел к моим. Наверное, они придут вместе с дядей Хуаном…

— Брысь!.. Кот к молоку полез. Гоните его…

Камила посмотрела на кота, который, испугавшись хозяйского окрика, слизывал с усов молоко у блюдечка, забытого на стуле.

— Как зовут вашего кота?

— Ладаном…

— А у меня была кошка… Ее Капля звали…

— Вот — идет кто-то! Может…

Это был он.

Пока хозяйка отпирала дверь, Камила кое-как пригладила волосы. Сердце колотилось. К концу этого дня (много раз ей казалось, что ему не будет конца) она совсем ослабела, нала духом, оцепенела, осунулась, словно тяжелобольная, которая слышит, как шепчутся перед операцией врачи.

— Хорошие новости, сеньорита! — сказал с порога Кара до Анхель, поспешно сгоняя с лица печальное выражение.

Она стояла у кровати, держась за спинку, лицо застыло, глаза полны слез. Фаворит взял ее руки.

— Сперва — самое важное, о вашем отце. — Он взглянул на хозяйку и, не меняя интонации, заговорил о другом: — Ваш отец не знает, что вы здесь…

— А где он?…

— Успокойтесь!

— Мне бы только знать, что он невредим!..

— Вы присядьте, дон-н-н… — вмешалась хозяйка, подставляя ему скамеечку.

— Спасибо…

— Вам есть о чем поговорить, да и я вам вроде не нужна, так что я пойду, — посмотрю, что там с Лусио, а то как утром ушел, до сих пор его нет.

Фаворит чуть было не попросил ее не оставлять его вдвоем с Камилой.

Но хозяйка уже вышла в темный патио — переменить юбку, а Камила отвечала ей:

— Да вознаградит вас господь, сеньора, за все! Слышите?… Она такая добрая, бедняжка! Все такое хорошее говорила! Что вы очень хороший, и богатый, и благородный, и она вас давно знает…

— Да, она добрая. Но все же при ней не все можно сказать, и нужно было, чтоб она ушла. О вашем отце известно одно: он бежал, и пока он не перейдет границу, вы не получите других сведений. Скажите, вы говорили о нем что-нибудь этой женщине?

— Нет, я думала — она все знает…

— Так вот, она не должна ничего знать.

— А мои дяди что сказали?

— Я не мог к ним зайти, узнавал о вашем отце. Но я предупредил, что буду завтра.

— Вы простите, что я вас утруждаю — ведь вы понимаете, мне там у них было бы спокойней. Особенно у дяди Хуана. Он — мой крестный, я ему всегда была как дочка…

— Вы часто виделись?

— Почти каждый день… Да… Почти… Если мы к нему не шли, он к нам приходил, с женой или один… Он у папы самый любимый брат. Папа всегда говорил: «Когда меня не будет, ты останешься с Хуаном. Ты должна любить и слушаться его как отца». Мы по воскресеньям всегда вместе обедаем.

— Что бы ни случилось, я хочу, чтоб вы знали одно: я вас здесь спрятал от полиции.

Никто не снимал нагара со свечи, и усталый свет расплывался, как взгляд близорукого. Незащищенный и полубольной в этом слабом свете, Кара де Анхель смотрел на Камилу, и она казалась ему очень бледной, одинокой, похожей на туземку, — быть может, из-за темного платья.

— О чем вы думаете?

Он говорил просто и спокойно.

— О папе, как ему там тяжело, в этих чужих местах… темно… Ну, как вам лучше сказать… Он голоден, и спать хочет, и пить… и никого нет… Да поможет ему пресвятая дева!.. У меня тут целый день горит свечка перед ее статуей…

— Не думайте о таких вещах, накликаете беду. Все должно идти, как предначертано. Разве могли мы думать, что нас сведет судьба, что я смогу помочь вашему отцу?… — Он взял ее руку, она не отняла, и оба долго смотрели на статую.

Неизвестно почему, как всегда в такие минуты, строки эти не давали покоя, стучали в такт их душам.

— Скажите мне… Наверное, папа уже совсем далеко… Когда же мы узнаем, приблизительно?…

— Понятия не имею. Это вопрос дней…

— Долго надо ждать?

— Нет…

— Может, дядя Хуан знает?

— Может быть…

— Почему вы так странно смотрите, когда я о них говорю?

— Ну, что вы! Ничего подобного. Напротив. Я думаю, без них моя ответственность была бы много тяжелее… Куда бы я вас отвел, если бы не они…

Он говорил о родственниках совсем иначе, чем о бегстве генерала. (Как он боялся, что генерал вернется под конвоем! А может быть, его принесут на окровавленной циновке…)

Внезапно распахнулась дверь. Влетела хозяйка. Засовы покатились по полу. Качнулось пламя свечи.

— Вы простите, что помешала… Лусио моего забрали! Мне соседка сказала, а тут и эта бумажка… В тюрьму повели. Все этот Родас, сопляк паршивый! То-то я весь день не в себе, сердце все тук да тук, тук да тук!.. Пошел, значит, и донес, что вы, мол, с Лусио увели нашу барышню…

Он не успел ее прервать. Горстка слов и взрыв… В одну секунду, меньше чем в секунду, взлетело на воздух все: Камила, он сам, бедная его любовь. Когда он пришел в себя, Камила отчаянно рыдала, зарывшись в подушку; а хозяйка говорила, не умолкая, рассказывала обо всех подробностях похищения и не понимала, что ее слова разрушают мир, ввергают в бездну, хоронят заживо его самого.

Камила долго плакала. Потом поднялась, как сомнамбула, и попросила хозяйку дать ей что-нибудь накинуть.

— Если вы порядочный человек, — сказала она Мигелю, когда хозяйка дала ей шаль, — отведите меня к дяде Хуану.