Шмуэль-Йосеф Агнон - Путник, зашедший переночевать

Два слова во славу еврейской молитвы. Большую часть дня мои прихожане сидят рядышком и изучают Тору. Когда же приходит время дневной молитвы, они закрывают книги, моют руки, произносят благословение над благовониями, зажигают свечу на пюпитре и произносят «Ашрей», «Кадиш» и «Шмоне эсре» [82] «Шмоне эсре» ( ивр. «восемнадцать») — молитва, называемая также амида («стояние», потому что ее положено произносить стоя лицом к Иерусалиму), является стержнем всех трех ежедневных молитв. В основе своей состоит из восемнадцати благословений (после разрушения Второго Иерусалимского храма к этой молитве было добавлено еще одно благословение: «И да не будет надежды доносчикам»). . Перед тем Всевышний говорил с ними посредством Своей Торы, а теперь они говорят с Ним посредством своей молитвы.

Иногда заглядывает к нам какой-нибудь еврей, идущий с рынка, — греет руки, склоняется в молитве и произносит «Ашрей». Голос у него слабый, устам, которые весь день говорили на чужом языке, трудно выговаривать слова на иврите, поэтому его речь выглядит отрывистой, и, кроме того, сердце жалит его, точно аспид, потому что он простоял целый день на рынке и не окупил свои расходы, а тут пришло время минхи, и он оставил свой товар ради молитвы, а ведь не исключено, что как раз в ту минуту, когда он молился в Доме учения, на рынке появился тот самый крестьянин, который дал бы ему заработать свой грош. А он оставил все дела и пошел молиться.

Закончив молитву, люди не выходят из Дома учения, не прочитав предварительно главу из Мишны, из «Эйн Яаков» или из «Шульхан арух» [83] «Эйн Яаков» — популярное собрание талмудических рассказов («агадот»), составленное в начале XVI в. рабби Яаковом бен Шломо Ибн-Хабибом. «Шульхан арух» ( ивр. «накрытый стол») — кодекс практических положений Устного Закона, составленный в 1565 г. рабби Йосефом Каро. В «Шульхан арух» четко, окончательно и однозначно указывается, что говорит закон по тому или иному вопросу, и не приводятся отличающиеся одно от другого мнения различных авторитетов. Рассматриваются только те заповеди, исполнение которых было возможно во время написания книги (поэтому «Шульхан арух» не говорит, например, о заповедях, связанных с Иерусалимским храмом или с земледелием в Стране Израиля). . А тот, кто не привык к языку Галахи или Мишны, читает недельную главу Торы [84] Недельная глава Торы — отрывок из Пятикнижия, читаемый во время синагогальной литургии каждую субботу (шабат) (иногда в одну субботу читаются два раздела, чтобы уложиться в годичный цикл). Отрывок разделяется на семь разделов, каждый из которых читает другой человек. или псалмы. Иногда кто-нибудь встает, чтобы уточнить цитату из Торы или раздел из Танаха [85] Танах — вошедшее в употребление в Средние века и принятое в современном иврите название Еврейской Библии (в христианской традиции — Ветхого Завета). Слово «Танах» представляет собой акроним названий трех разделов еврейского Священного Писания — Тора (Пятикнижие), Невиим (Пророки) и Ктувим (Писания). . Между нами говоря, все их слова незначительны. И тем не менее они свидетельствуют о том, что, хотя Тора ушла из этих мест, запах ее все еще ощущается. Иногда они говорят на будничные темы. В Доме учения не положено вести пустые разговоры, но в последнее время люди стали нарушать этот запрет. А тем более в нынешние времена, когда у каждого сердце стеснено и ему хочется выговорить душу.

Раньше я думал, что из рассказов человека можно понять, что с ним произошло. Но когда я увидел, что люди, прошедшие войну и даже пострадавшие на ней, больше рассказывают об ужасах погромов, а люди, пострадавшие в погромах, больше рассказывают об ужасах войны, я понял, что события, происходящие с человеком, — это одно, а его рассказы — другое. Как-то раз я спросил какого-то человека, который был ранен в бою, а потом пострадал в погромах: «Как это так, что я ни разу не слышал от тебя ни о войне, ни о погромах?» Он ответил: «Человек говорит о своей беде, когда она уже позади, а я все еще в ней. И если хочешь, я тебе скажу, что муки поиска пропитания тяжелее мук войны и погромов. Когда мне удается принести жене фунт крупы, эта победа больше, чем все военные победы кайзера. И хотя человек, прошедший войну или погромы, не любит вспоминать о них, он охотно припоминает те удивительные случаи, которые с ним бывали, — например, когда ему удавалось перехватить часок сна в разгар боя или принести молока ребенку, мать которого была убита, когда кормила его».

А пока мы вот так сидим и беседуем, в Дом учения то и дело входят люди с ведрами: вот один вошел с ведром, наполнил его углями из печки и пошел к двери, а за ним, не успел он выйти, уже потаился второй и тоже наполнил свое ведро нашими углями, и тоже вышел как ни в чем не бывало. До того дошло, что люди в Доме учения возмутились и стали кричать: «Сказано ведь в „Шульхан арух“, что запрещено отнимать от высших потребностей и брать себе на бытовые!» А покричав, предложили мне сделать отдельный ключ для печи, иначе в Доме учения вообще не останется горячих углей — ведь все торговцы и торговки, которые мерзнут на рынке, только и мечтают согреться, а тем, что я не запираю перед ними дверь, я как бы сам приглашаю их прийти и взять у нас углей.

Я сказал: «Замок сделать легко, но я боюсь — потеряю и этот ключ, как потерял однажды ключ от Дома учения, а тогда и сам замерзну от холода. И потом, если я даже закажу ключ для печки, то пока придет слесарь да пока он сделает этот ключ, холода пройдут, и угли наши никому уже не будут нужны, а я зазря окажусь злодеем».

Поэтому, когда спрос на наши угли возрос, я просто велел Ханоху привозить дрова каждый день. Теперь мне уже некогда разговаривать с червяком, который сгорает в пламени, — я все время занят тем, чтобы согревать жителей Шибуша.

Сколько я себя помню, я всегда ненавидел такие формы, что составлены из разнородных частей, которые не сочетаются друг с другом, особенно рисунки, отдельные части которых вполне реальны, но связаны и соединены не так, как в реальности, а исключительно воображением художника. Пуще же всего мне ненавистна подстановка конкретного предмета в рисунок, долженствующий изображать что-то воображаемое, когда воображающий таким способом уподобляет некое высшее состояние души телесному предмету, как это делали некоторые комментаторы стиха: «Не делай себе кумира». И поэтому я удивился самому себе, когда вдруг начал искать основания для своих поступков и пришел к выводу, что вижу некую символику в том, что я, человек из Страны Израиля, принес тепло им, людям галута.

Кроме Реувена, Шимона, Иегуды и других, которые большую часть времени регулярно проводят в Доме учения, у нас можно встретить также знакомого вам Игнаца. Но он приходит отнюдь не для того, чтобы погреться, и, понятно, не для того, чтобы изучать Тору и молиться. Сомневаюсь, что он способен прочесть даже «Шма Исраэль» [86] «Шма Исраэль» («Слушай, Израиль», ивр. ) — еврейский литургический текст, состоящий из четырех цитат из Пятикнижия. Декларирует единственность Бога, любовь к Нему и верность Его заповедям («Слушай, Израиль! Господь — Бог наш, Господь — один» и т. д). «Шма» занимает в еврейской духовной жизни центральное место. Эту молитву произносят дважды в день, во время утренней (шахарит) и вечерней (маарив) молитв. Это первая молитва, которую произносит ребенок, и последние слова, которые произносит умирающий. . Игнац — пример «отрока, оставленного в небрежении» [87] …отрока, оставленного в небрежении… — часть поучения: «Розга и обличение дают мудрость; но отрок, оставленный в небрежении, делает стыд своей матери» (Книга Притчей Соломоновых, 29:15). : он не учился в хедере, а когда вырос, шатался по улицам, пока ее пришла война и не сделала его солдатом. А вернувшись с войны, стал нищим с протянутой рукой. И если теперь он приходит в Дом учения, то лишь для того, чтобы получить у меня милостыню, потому что с тех пор, как мы начали топить, я больше сижу здесь, чем хожу по улицам, и вот он стал приходить сюда, чтобы найти меня.