Александр Амфитеатров - Сумерки божков

Берлога мрачно молчал.

— И вы увидите: скверно это кончится! Когда на человека смотрят только как на товар, его — в конце концов — компрометируют, убивают пошлостью, пачкают и губят скандалом бессознательной продажности… Вот чем страшна ваша Настенька. Вот чего я в ней — за вас — боюсь!

Светлицкая, давно наблюдавшая издали за их оживленною беседою, подкатилась шаром.

— О чем спорите, друзья мои?

Она взяла их обоих за руки, и бархатные, жаркие ладони ее стали, как проводники электричества от тела к телу.

— Да вот, Светлячок, — говорил Берлога, улыбаясь наполовину с досадою, наполовину самодовольно, — Елизавета Вадимовна уверяет, что, если я хочу выпить стакан красного вина, то должен сперва облечься в тогу и надеть на голову венок из виноградных листьев… Иначе мне — будто бы — не по чину.

— Не верьте, Александра Викентьевна: я говорила только, что понимаю его в оргии, но не в компании Машеньки Юлович. Если бы оргия, если бы красивый жест, — я, может быть, сама просила бы вас взять меня с собою…

— Вот как?

— Что же — вы думаете — я бесстрастная? во мне нет любопытства и инстинктов? нет капризов и чувственной воли? Не беспокойтесь! Такая же, как и вы. Дайте мне захват красоты, увлеките меня в размах страсти: я не жеманница и не трусиха, — сумею быть вакханкою не хуже других и искреннее многих. Но нероны с Сиводраловки и мессалины с Живодерки мне смешны и жалки. [360] …нероны с Сиводраловки и мессалины с Живодерки… — Нерон (37–68) — римский император, прослывший жестокосердым тираном, проявлял большую склонность к искусству: занимался рисованием, чеканкой по металлу и сочинением стихов, увлекался пением (хотя голос у него был слабый и сиплый) и игрой на кифаре. По сведениям древних историков, выступал с пением перед публикой в Неаполе и, несмотря на начавшееся землетрясение, допел свою арию до конца. Учредил в Риме певческие игры (один раз в пять лет), в которых участвовал наравне с другими актерами. Амфитеатров написал о Нероне четырехтомное беллетризованное исследование «Зверь из бездны». Мессалины — здесь в знач.: распутницы (по имени развратной жены римского императора Клавдия).

— Где же я вам возьму оргию красивого жеста? Для виноградных венков и Дионисовых празднеств надо было родиться две тысячи лет тому назад. [361] Дионисовы празднества— городские и сельские торжества в честь бога плодоносящих сил земли, виноградарства и виноделия Диониса, устраивавшиеся в Древней Греции (на Парнасе, в Афинах, Аттике).

В черной ночи зрачков Светлицкой зажегся какой-то особенный тусклый огонек.

— Знаете ли — что, дети мои? — заговорила она тоном родительской ласки, как добрая-добрая пожилая мамаша, — я вас помирю. Вы, Лиза, не хотите, чтобы Андрей Викторович ехал к Юлович. Понимаю и одобряю. Вы, Андрей Викторович, не хотите ехать домой…

Берлога жалобно сморщил нос.

— Настя меня ждет, Светлячок! Вы поймите: Настя!

— Понимаю и одобряю. Из того и другого следует, что он не должен ехать ни домой, ни к Юлович, а поедемте-ка оба ко мне…

— К вам? Светлячок, да ведь четвертый час ночи! Вам давно пора баиньки.

— Умеет же Маша Юлович не ложиться в постель до семи утра. Разве я уже настолько старше ее, что не могу того же? Ах вы, невежливый мужчина!..

— Да ведь я — вас же жалеючи…

— Пожалуйста, без сожалений! Жалки не мы, бессонные, а те, кто в состоянии спать после «Крестьянской войны» с Берлогою и Наседкиною. Ах, дети мои! какой день! Душа трепещет от слез и радости. Я десятки раз переходила сегодня от рыдания к смеху, от ужаса к райским восторгам. Вы чувствуете мои руки? они горячи, как огонь. А в театре они были холоднее льда. Мы победили, дети мои, мы победили! Вы, Лиза, вы, Берлога, и в вас — обоих — может быть, немножко я! О, Лиза! в вашем успехе растаяли сегодня, по крайней мере, десять лет моей жизни! Я помолодела благодаря вам, — и чрез вас намерена теперь еще долго-долго жить в искусстве… Милые! разве можно, разве не стыдно проспать экстаз победы? Поедемте! я уже подговорила Нордмана: он будет с нами.

— Ах как хорошо! как хорошо!

Наседкина даже захлопала в ладоши.

— По крайней мере, поговорим между собою, справим свой праздник — как следует, — по душе и от сердца, без свидетелей; тесным, дружеским творческим кружком. Сегодня — наша ночь и да здравствует наша ночь! Такие не часто будут выпадать нам на долю. Не каждый день будут приходить к нам Нордманы, не каждый год будем мы получать от них «Крестьянскую войну»…

Берлога сразу стал угрюмым.

— Еще кто знает, — пробормотал он, — не в последний ли раз мы исполняли ее сегодня.

Наседкина с ужасом взялась за голову.

— Не говорите! не говорите! Об этом страшно даже подумать.

Светлицкая недоверчиво усмехнулась.

— Сплетни Лели Савицкой, разозленной, что ее отставили от должности с пенсией, но без мундира…

— Нет, Светлячок, Сила тоже говорит, что дело наше неважно. Генерал-губернатор предупредил Лелю, что — в случае какого бы то ни было недоразумения из-за «Крестьянской войны» — он примет сторону против нас. А между тем — Сила слышал — обуховцы собираются сделать в Думе запрос, по какому праву Елена поставила «Крестьянскую воину» без разрешения.

— Чьего? — изумилась Светлицкая.

— Городской театральной комиссии.

— Тринадцать лет служу в театр Савицкой — и впервые о такой комиссии слышу.

— До сих пор она существовала только на бумаге, ну а теперь, как видно, добрые люди рассчитывают сунуть нам ее, как палку в колесо…

Глаза у Светлицкой были глубокие, внимательные.

— Вы почитаете эту угрозу серьезною?

— Как всякую, когда в искусство врывается повелевающий и проверяющий хам.

— Ой какое словечко в устах социалиста!

— Разве социализм обязует мириться с хамством? Напротив, велит истреблять его до корней его. Хам — буржуйная сила, хамство — буржуйное наращение. В социалистическом равенстве, как в утопии апостольских братьев, которых мы сегодня изображали, ни хамов, ни хамства не будет.

— Но покуда и они, и оно есть, — засмеялась Светлицкая, — надо от них бежать и укрываться… Поедемте-ка, поедемте ко мне!

— Да — что же мы у вас делать будем? Поздно.

— А вот именно — укроемся, маленьким кружком избранных, от хамства и проведем час в радости, — сами по себе — как следует людям умным, талантливым и свободным…

— Вино-то, по крайней мере, есть ли? А то я отсюда захвачу…

— Не трудитесь. Виноградного сока — сколько угодно. А, быть может, найдутся и виноградные листья…

— Зачем? Кавказские голубцы тушить?

— Нет, — увенчать победителя и победительницу. Вы же сами говорите, что Лиза понимает вас только в венке из виноградных листьев.