Жозеф Кессель - Экипаж. Лев. Лиссабонские любовники

Буллит вылил себе в стакан оставшееся еще в бутылке виски, выпил и встал.

— Буквально секунду, — сказал я. — А есть у Кинга львица и львята?

Глаза Буллита были покрыты сеткой красных прожилок.

— Слишком много я пью, — сказал он, словно не услышав моего вопроса. — Спокойной ночи.

Он спустился с крыльца тяжелой, но все такой же бесшумной походкой.

Я не стал задерживаться на веранде и пошел к себе в комнату. Открыв дверь, я обнаружил Николаса, сидящего на краю моей подушки, и Патрицию в розовой хлопчатобумажной пижаме, растянувшуюся на моей постели.

Мой ошеломленный вид вызвал у нее приступ заразительного детского смеха. Она вскочила с кровати. Ее одеяние вверху слегка распахнулось. Ниже шеи кожа у нее была трогательно бледненькой и нежной.

— Я вылезла у себя из дома через окно, — пояснила девочка, — и таким же способом проникла к вам. Так нужно было. А то моим родителям хватает тех забот, которые я доставляю им днем.

Я мысленно спросил себя, не приходится ли Кихоро наблюдать за Патрицией и ночью тоже. А она тем временем продолжала:

— Поэтому я ухожу сию же минуту. Просто я хотела вам сказать, чтобы вы встали завтра утром пораньше. Мы поедем смотреть, как масаи делают свою маниатту… так называется их жилье. Это очень забавно, вот увидите.

Масаи… У меня возникло такое ощущение, что я вижу пылающую шевелюру морана Ориунги.

— Договорились? На рассвете встречаемся, да? — спросила Патриция.

Я ответил:

— Да, до встречи на рассвете.

И девочка с обезьянкой тут же выскочили в раскрытое окно.

Место для стоянки своего клана старый Ол Калу и Ориунга искали и нашли в самой пустынной зоне заповедника. Масаи, дети засушливых просторов, относятся к заросшим лесом местностям с недоверием. Культ деревьев, религиозное поклонение лесу никак не сочетается с инстинктом этого народа. Соответственно выбор Ол Калу и Ориунги пал на расположенную вблизи от источника воды одну небольшую возвышенность посреди голой, сухой равнины.

Никакой дороги к месту стоянки не было. Однако состояние почвы позволяло машине проехать туда. Так что на восходе дня мы уже созерцали лысый холм с черными силуэтами на нем.

— Вот они, вот они! — закричала Патриция, высунувшись из окна машины. — И мы приехали как раз вовремя.

После чего она откинулась на сиденье рядом со мной и сказала смеясь:

— Вы только посмотрите на наших двоих негров: не сказать, чтобы они радовались. И знаете почему?

— Бого боится.

— Естественно, он кикуйю из большого города, — с презрением сказала Патриция.

— А Кихоро?

— О! Он-то масаев не боится. Он очень зол на них. Он бы убил их всех.

В ее голосе зазвучали нотки превосходства, как обычно, когда она объясняла непонятные мне вещи.

— Кихоро принадлежит к племени вакамба, где люди очень храбрые. А вакамба всегда воевали с масаями. Даже сейчас, несмотря на законы, которые издает правительство, они дерутся иногда насмерть. Их территории соприкасаются, понимаете? Патриция склонилась к переднему сиденью, где сидел старый одноглазый следопыт и шепнула ему несколько слов на его родном языке. Кихоро свирепо оскалился, обнажив десны с редкими зубами, и похлопал по ружью.

— Зачем вы его дразните? — спросил я девочку.

— Чтобы разозлить его, сделать опасным, — сказала она. — А когда он слишком разозлится, я его заставлю держать себя спокойно. Это же игра.

— Но ведь он этого не знает, — сказал я.

— Конечно же нет, — воскликнула Патриция. — Тогда и не было бы никакой игры.

Одноглазый Кихоро — раз.

Великий лев Кинг — два.

Интересно, с каким еще партнером затеет Патриция когда-нибудь игру и как далеко она в ней зайдет?

Мы подъехали к подножию холма. Патриция выскочила из машины, не дожидаясь, пока она полностью остановится.

Солнце вставало из бруссы во всем своем великолепии, но в легкий утренний воздух проникал, отравляя его, душный запах грязного хлева и навозной жижи.

— Пойдемте скорее, — крикнула мне Патриция. — Они начинают.

Она потащила меня по слабому склону к вершине холма. Там была ровная площадка более или менее правильной овальной формы. По периметру ее в два ряда тянулось ограждение из стволов колючих деревьев с перегородками. Внутри ограды видна была желтоватая, густая, липкая и отвратительно пахнущая масса. Это был полужидкий коровий навоз.

А в этой гнусной массе стояли чернокожие мужчины, женщины, дети и ногами и руками месили ее, топтали, разминали, перемешивали, стараясь сделать ее намного более плотной. Патриция обратилась к ним на их родном языке. Вначале на обращенных к маленькой белой девочке суровых лицах застыло выражение недоумения. Потом даже самые замкнутые из них, даже самые жестокие смягчились. Женщины пронзительно засмеялись, дети радостно закричали.

Я искал глазами Ориунгу, но ни одного из троих моранов среди присутствующих не было. Однако старый Ол Калу был здесь. Я поприветствовал его. Он узнал меня и сказал:

— Квахери.

Потом он знаком призвал сородичей продолжать работу.

Зловоние пошло еще более густой, более тяжелой волной. Я инстинктивно отпрянул и задержал дыхание. А вот Патриция не испытывала ни малейшего неудобства. Эта девочка, которая накануне, покинув мою хижину, оставила после себя тонкий аромат мыла и лавандовой воды (он еще и сейчас сопровождал ее), эта вот маленькая девочка с тончайшим обонянием, способным различить буквально каждый из флюидов бруссы и каждое из ее благоуханий, теперь стояла и с горящими от удовольствия глазами нюхала отвратительный запах. Она походила на тех детей, что, будучи рожденными и воспитанными в замке, росли в компании фермерских детей и готовы с большей радостью выполнять самую что ни на есть неблагодарную работу по конюшне и в хлеву, нежели предаваться развлечениям, соответствующим их положению.

— Вы знаете, они такие хитрые, эти масаи, — сказала Патриция, желавшая, чтобы я разделил с ней ее энтузиазм. — Они и в самом деле умные. Делать себе дома из коровьего навоза! Понимаете, они никогда не живут на одном месте, не имеют ни лопаты, ни какого-либо другого инструмента. Ничего. И вот они изобрели это. Их стадо остается целый день и целую ночь там, где они хотят устроить себе жилье. После чего они месят, подготавливают.

— А потом? — спросил я.

— Вы сейчас увидите, — сказала Патриция. — Смотрите, они уже начинают.

Несколько мужчин устанавливали вокруг вязкой лужи плетеные щиты и соединяли их вверху арками из колючих веток, которые, благодаря шипам, сцеплялись друг с другом. По мере того, как работа двигалась, сооружение загибалось в виде овала по периметру занимающей вершину холма площадки. За очень короткий срок площадка оказалась окруженной ажурным туннелем. Он был очень низким (доходил лишь до пояса тех, кто его сооружал) и щедро оснащенным колючками.