Геннадий Ананьев - Орлий клёкот: Роман в двух томах. Том второй

— Ого! Даже «Тайна древних руссов» Петухова. Успел уже прочитать?

— Да.

— Тогда наш разговор станет полегче.

— При чем Петухов и граница?

— В том-то и дело, что в нашем случае при чем.

Они помолчали. Михаил готовился возражать Прохору Авксентьевичу с максимализмом молодости, но сдерживал себя, не желая обижать гостя, который так обидел его самого.

«Пусть обоснует свой тезис».

Костюков же решал, как в дальнейшем построить разговор: щадить ли самолюбие Михаила обтекаемостью фраз или резать правду-матку оголенно? В конце концов определил прямоту. Пусть обидно, но более действенно.

— Если читать такие труды, как у Петухова, только ради того, чтобы потешить обывательский интерес, то можно сделать вывод именно такой, какой делаешь ты, Михаил. А если с анализом и вдумчиво? Оставим пока в покое наши отношения с Прибалтийскими странами, с Украиной и Белоруссией, хотя Петухов открывает глаза на многое в этих отношениях, особенно если пройтись мысленно по последним столетиям. Не станем обсуждать и промахи труда Петухова в отношениях славян и греков. Верно, что греки переняли культуру славян, но нужно ли доказывать так сложно легко доказуемое: Александр Македонский покорил Грецию, когда она была еще полудикой страной, но нужно ли умолять заслугу народа, сумевшего впитать более передовую культуру и поднять ее до заманчивой высоты. Опустим, однако, и это. Давай поговорим о таджиках и Таджикистане, куда я тебя приглашаю служить. Начнем с того, что таджики — индоевропейцы. Обратил, видимо, внимание на схему этногенеза индоевропейских народов? От индоариев отпочковались таджики, от протославян. Народ древнейшей культуры. Испокон века, как было прежде и у славяноруссов, считавший убийство человека величайшим злом. Приняв насильно навязанный ислам, как нам насильно втиснули православие, таджики смогли внести в него свое миролюбие, свой уклад жизни, основанный на покое. Теперь таджикам навязывают войну. Извне навязывают. На Памире, вопреки всем народным обычаям, льется кровь. Объединенные силы антитаджикской коалиции действуют по праву силы. Они упорно насаждают право силы. Так вот, я спрашиваю: может ли таджикский народ противостоять в одиночку объединенной агрессии? Нет! А мы, по просьбе Душанбе, помогаем им. Но и для нас Памир стратегически важен. Он препятствует созданию единой мощной противороссийской системы.

Прохор Костюков отодвинул стекло на полке, где стояли книги и брошюры, повествующие о делах разведок, как наших, так и англо-американских. Спросил:

— Все прочитано?

— Нет. Едва половину осилил. Теперь вот вплотную займусь. Больше времени будет.

— Вряд ли. Если ты все же согласишься принять мое не так уж простое предложение, то отпуск твой отменяется. Вылетать нам придется самое большое через два дня, а то и раньше. В киргизский город Ош.

— Отчего в Киргизию?

— Особый разговор. После твоего согласия.

— Я согласен.

— Тогда так. Отряд узбекских сепаратистов пробивается в Афганистан через Киргизию. Мне поручено, по просьбе командования пограничной охраны, помочь консультативно в борьбе с этим отрядом. После исполнения этой миссии— на границу.

— Я слышал по радио об этих событиях. Похоже, сепаратисты заблокированы, но не хотят сдаваться.

— Верно. У них много заложников. Дело, в общем, сложное.

— Могу ли я отказаться от серьезного дела?

— Слово мужа.

— Не так звонко. Ладно?

— Хорошо, — кивнул Костюков и, пробежав глазами по книжным корешкам, вынул из полки книжицу в мягкой обложке. — Вот: «Международный терроризм и ЦРУ». Возьми с собой. Если же успеешь, прочитай до отъезда.

— Но это же вчерашний день. Нынче мы в одной коалиции. В антитеррористической.

— Не спеши с выводами. Мы об этой самой коалиции не единожды потолкуем. Путь наш с тобой до места службы не на один день растянется.

И майор Костюков, и лейтенант Богусловский знали, что полетят до Оша спецрейсом и понимали: не ради них одних целый самолет, стало быть, будет какой-то груз, будут и попутчики, но они даже предположить не могли, что увидят. На взлетной полосе — брюхастый «АН», а у грузового трапа стоит, явно ожидая майора Костюкова, высокий, богатырского сложения капитан в спецназовской камуфляжке. Уставно поприветствовав майора Костюкова, капитан доложил:

— Придан вам в полное подчинение до конца операции. Командир роты спецназа капитан Игнатьев.

— Здравствуй. Что? Со всей ротой?

— Так точно. И со спецмашинами. Своим ходом пойдем из Оша.

— Мне говорили о вертолете.

— Из информации, какую я получил, четко видно: спешность не нужна. Отряд сепаратистов основательно заблокирован в старинной казачьей крепости на А лае. Попытки прорвать блокаду не удаются, и теперь ведутся тягучие переговоры. Час лету, машинами — двенадцать. Велика ли разница. Зато мы прибудем в полной готовности к действию. И как я понимаю, наше появление, не маскируемое, произведет определенный эффект.

— Думаю, вы более правы, чем не правы.

Майор Костюков не стал откровенничать с капитаном, не сказал о неожиданном для него усилении — он готовился к роли консультанта, вышло же совсем иное.

«Выходит, переговоры о помощи велись не только по линии пограничных служб».

Однако, как ни суди, а усиление к лучшему. Умное слово — хорошо, но если оно еще и подкреплено возможностью силовой поддержки — куда как лучше.

В брюхе вместительного «грузовика» — пара бронетранспортеров и три «Урала» — мощных, пригодных для всех дорог. На скамейках по бортам в привычных позах, держа автоматы меж колен, плотно сидели спецназовцы. Лишь впереди, у самой кабины летчиков, было оставлено место для офицеров.

Встретить майора Костюкова из кабины вышел сам командир. Доложил:

— Мы готовы к вылету. Какое будет распоряжение?

— Действуйте по указаниям диспетчеров. Мы — гости на вашем борту.

Самолет в воздухе. В салоне гулко. Не то, что в рейсовом. Не напрягая голосовых связок, не поговоришь. Все, уткнувшись подбородками в грудь, отдались приятной дреме. Михаил тоже попытался расслабиться, но не смог: мысли его уже витали по тем местам, куда они летели, где в юные свои лета охранял границу Иннокентий Богусловский. Его воображение рисовало высокие скалистые горы (Памир же), хотя Прохор Костюков говорил, что на Алае нет никаких скал. Высоко над уровнем моря — это верно, но все сглажено миллионнолетними ветрами, дождями и снегами.

«Что попусту предполагать? Прилетим — увижу», — решил он в конце концов и достал ту самую книжку, которую майор Костюков порекомендовал ему непременно прочитать.

«Международный терроризм и ЦРУ». Тысяча девятьсот восемьдесят второй год. Двадцати летняя, считай, давность. Какую пищу для раздумий дадут столь устаревшие факты. Вот и начал Михаил Богусловский листать первые страницы без особой заинтересованности, почти равнодушно пробегая взором по строчкам: ничто пока не привлекало внимания — антиамериканские словеса, расхваливание политики нашего Политбюро и правительства в одном генсековском лице.