Геннадий Ананьев - Орлий клёкот: Роман в двух томах. Том второй

Восвояси сары-кизякцы давно уже убрались, осталась только четверка: Абрамов с коноводом и Буюклы с Богусловским.

— Успеть бы на собрание, — подтягивая подпруги, говорил Буюклы Богусловскому. — Я непременно выступлю. Вопреки запрету замполита. Бои надо давать. Хватит обиды глотать. Глаза надо офицерам раскрывать. Не видят они, что творится.

— Верно. И я еще раз выступлю. Почему лейтенант Чмыхов табу наложил? Стыдно за себя? Стыдно, должно быть стыдно. Только если законопатит нам рты, грамотней и воспитанней от этого не станет. Нельзя ему уподобляться раку-отшельнику. Я бы на его месте не постеснялся бы у нас брать уроки. Авторитет его от этого… Я бы в пояс поклонился за это…

— Не станет. Сельский гонор: казаться умней, казаться богаче, казаться независимей, не понимая, что фальшиво все это.

Вывел коней коновод Абрамова, и хотя друзья продолжали обсуждать то, что их волновало, тот отмалчивался, не встревая в разговор. Из тех, кто живет по принципу: раз запрет от начальства есть, значит, помалкивай. Но, может, этот, скорее всего, боится, что отставят от коневодства за своемыслие. А не хочется: при начальнике как-никак вольготней.

— Половина заставы такая: «Что прикажете?» — прокомментировал молчание коновода Богусловский, когда всадники уже выехали с заставы и они с Буюклы, чуть поотстав, рысили мелко за старшим лейтенантом Абрамовым и его коноводом.

— Психология подневольных. От Батыя она. От крепостничества. От диктатуры сталинской. Не скоро раскрепостимся, — согласился Буюклы. — И все равно, нужно выступать. Будить вот таких молчунов нужно. Не опоздаем, только, на собрание? Что это — рысь разве? Молоко боится расплескать, что ли?

Но не могли они, обгонять начальника заставы. Он — командир. Он ведет группу.

Только зря тревожились и нервничали, никакого собрания на заставе не было и, похоже, никто и не думал продолжать прения.

Буюклы к Сильвестру Лодочникову с вопросом:

— Когда собрание продолжим?

— Лейтенант Чмыхов сказал, чтобы каждый комсомолец делом подтвердил, что поддерживает тезисы его доклада. Бдительность на делах, а не на словах.

— Но я не согласен с точкой зрения замполита на выступление Богусловского.

— Гляди ты, шишка на ровном месте. Начальник заставы зато согласен. Ясно? Начальник заставы! — поднял вверх указательный палец Лодочников.

А в комнате чистки оружия, где приводил в порядок автомат Богусловский, произошел другой диалог. Вошел в комнату вначале Скарзов, за ним — Охлябин. Встали за спиной Богусловского, посопели сердито, потом Михаил Охлябин буркнул:

— Повернись, с тобой, чай, хотим говорить.

— О чем? — продолжая смазывать детали автомата и лишь чуточку повернув голову, с усмешкой спросил Иван. — О том, что вы шестерки у Сильвестра? Так мне это пояснять не надо.

— Не бузи! — зло выдавил Скарзов. — Не цепляй нас! Жизни не дадим!

— Ну-ну, — усмехнулся в ответ Богусловский. — Кишка тонка.

— И Сильвестра не цепляй. Он, чай, жизнь тебе спас, ты Бога за него должен молить.

— Случись с Лодочниковым такое, я поступил точно так же, а лизоблюдничать, как вы, не собираюсь.

— Но-Но! Не бузи! Худо, чай, будет! Мы предупредили. Все!

— Нет, не все. Далеко не все. Только продолжим этот разговор не здесь, не один на один. На собрании продолжим. А сейчас… Пошли вы… Не мешайте чистить оружие.

— Ладно, попомнишь, — огрызнулся Скарзов за двоих, и, сердито сопя, вышли друзья-приятели из комнаты.

Доволен остался Иван Богусловский итогом разговора. Подчинились. Ушли. И не подумал, что сделал ошибку, раскрыв свои намерения, выбросив козырную карту. Выступил бы на собрании неожиданно для дружков, не вдруг нашлись бы, как отбиваться. Туго у них головы работают, медленно мысли ворочают. Теперь же они подготовятся, получат совет Сильвестра. Почти месяц до собрания. Все можно взвесить, все обдумать. И, кроме того, дать понять, что угроза не беспочвенна.

Так и случилось. То в мыльнице оказался песок, и пришлось менять мыло, то зубную пасту прокололи гвоздем во многих местах — она вытекла и перепачкала все в тумбочке, то материал для подворотничков из белого превратился в жирно-черный от ваксы. Смолчал раз да другой, да третий Иван Богусловский, но когда пропали шерстяные портянки, заловил Скарзова одного в курилке и спросил угрожающе:

— Что такое самосуд знаешь?! Не знаешь, значит? Так вот, если станете с другом своим еще пакостить, узнаете. Оба узнаете. Да, да, не бычься. И запомни, я слов на ветер не бросаю!

Только одному Буюклы сказал об этом разговоре Иван Богусловский, и хотя тот не одобрил угрозу, а посоветовал доложить обо всем подробно либо Абрамову, либо Чмыхову, тем не менее обещал сам ничего без согласия Ивана не предпринимать. Но… Их опередили. Уже на второй день Богусловского вызвал лейтенант Чмыхов.

— Мне стало известно, — вкрадчиво начал замполит, — что вы угрожали самосудом Скарзову и Охлябину. За что?

— Заслужили. Детали я доложу на комсомольском собрании. И, надеюсь, вы не запретите обсуждать и мое выступление, и истинное положение дел на заставе.

— Вы из такой семьи, — пропустив мимо ушей сказанное Богусловским, продолжил Чмыхов, — а допускаете, фактически, противоправное деяние. Я не стану докладывать по команде, считая, что вы погорячились, но я настоятельно рекомендую помириться вам с Лодочниковым. Для пользы дела, для пользы службы. Обстановка вон какая на границе, не время, фактически, мелким дрязгам. Подумайте.

— Я хорошо подумал. Разрешите идти.

— Что ж, идите, если не хотите принимать доброго совета.

— Я хочу, как лучше…

Ясно, конечно, что и в прямой конфликт с сыном генерала не хочется вступать (будь на месте рядового Богусловского кто иной, можно было бы скрутить в бараний рог), и авторитет Лодочникова, комсомольского секретаря, да и свой тоже, хочется поддержать. К тому же, и шум лишний для заставы совсем ни к чему.

Понять, в общем, Чмыхова можно, только от этого Ивану Богусловскому не легче. Хорошо, что дежурным назначен. Но это только на сегодня оттяжка, завтра вновь ждет граница, а в байковых портянках не любо-дорого. Придется газетой ноги обвертывать. Отец рассказывал, что намного теплей. Пока не струхлявится, добротно тепло держит.

Не понадобилась на этот раз газета. Случилось так, что он еще не сменился с дежурства, а заставу подняли по тревоге — вновь поперла голытьба, теперь еще дальше от Сары-Кизяка, через заставу от Крепостной. В тепле, выходило, ему оставаться надолго.

Оседлала коней застава, еще минута-другая и тут — звонок полковника Кокаскерова:

— В пещеру выслали?

Богусловский доложил Абрамову вопрос начальника отряда, тот приказал лейтенанту Чмыхову быстро собираться в наряд, до этого Чмыхов оставался на заставе за начальника, теперь же передавал свои полномочия старшине. С явным нежеланием. Богусловский даже услышал, как замполит с обидой жаловался: