Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 23. Графиня де Шарни. Часть. 4,5,6

Мадам Елизавета и Клери поспешили ее поднять.

Король почувствовал, что ему надо быть сильным; он вырвался из рук королевы и дофина и бросился в свою комнату с криком:

— Прощайте! Прощайте!..

Он захлопнул за собой дверь.

Королева совсем потеряла голову: она прижалась к этой двери, не смея попросить короля открыть, и плакала, рыдала, стучала в дверь рукой.

Королю достало мужества не выйти.

Тогда комиссары муниципалитета попросили королеву удалиться, подтвердив обещание короля, что она сможет увидеться с ним на следующий день в семь часов утра.

Клери хотел было отнести еще не пришедшую в себя принцессу Марию Терезу в комнату королевы; однако на второй ступеньке комиссары муниципалитета остановили его и приказали вернуться к себе.

Король застал своего духовника в кабинете башенки и попросил рассказать, как его доставили в Тампль. Слышал он рассказ священника или неразличимые слова сливались для него в сплошной гул, заглушаемые его собственными мыслями? Никто не может ответить на этот вопрос.

А аббат рассказал вот что.

Предупрежденный г-ном де Мальзербом, назначившим ему встречу у г-жи де Сенозан, о том, что король собирается прибегнуть к его услугам в случае смертного приговора, аббат Эджворт с риском для жизни вернулся в Париж и, узнав в воскресенье утром приговор, стал ждать на Паромной улице.

В четыре часа пополудни к нему вошел незнакомец и передал записку, составленную в следующих выражениях:

"Исполнительный совет ввиду дела чрезвычайной важности просит гражданина Эджворта де Фирмонта явиться на заседание совета".

Незнакомцу было приказано сопровождать священника: во дворе ожидала карета.

Аббат спустился и уехал вместе с незнакомцем.

Карета остановилась в Тюильри.

Аббат вошел в зал заседаний; при его появлении министры встали.

— Вы аббат Эджворт де Фирмонт? — спросил Тара.

— Да, — ответил аббат.

— Людовик Капет, — продолжал министр юстиции, — выразил желание, чтобы вы находились при нем в последние минуты; мы вызвали вас, дабы узнать, согласитесь ли вы оказать ему ожидаемую от вас услугу.

— Раз король указал на меня, — ответил священник, — мой долг — повиноваться.

— В таком случае, — продолжал министр, — вы поедете со мной в Тампль; я отправляюсь туда прямо сейчас.

И он увез аббата в своей карете.

Мы видели, как тот, исполнив положенные формальности, добрался наконец до короля; как Людовик XVI был вызван своими домашними, а потом снова возвратился к аббату Эджворту и стал расспрашивать его о тех подробностях, с которыми только что познакомился читатель.

Когда он окончил свой рассказ, король предложил:

— Сударь, теперь оставим все это и подумаем о великом, единственно важном деле: о спасении моей души.

— Государь, — ответил аббат, — я готов содействовать этому всеми силами и надеюсь, что Господь поможет мне, недостойному; однако не кажется ли вам, что для вас было бы большим утешением сначала прослушать мессу и причаститься?

— Да, несомненно, — согласился король. — И поверьте, что я сумел бы оценить по достоинству подобную милость: но как я могу до такой степени подвергать вас риску?

— Это мое дело, государь, и я хотел бы доказать вашему величеству, что достоин чести, какую вы мне оказали, избрав меня себе в помощь. Позвольте мне действовать по своему усмотрению, и я обещаю все устроить.

— Действуйте, сударь, — согласился Людовик XVI. Потом, покачав головой, он прибавил: — Но вам вряд ли это удастся…

Аббат Эджворт поклонился и вышел; он попросил дежурного проводить его в зал заседаний.

— Тот, кому завтра суждено умереть, — сказал аббат Эджворт, обращаясь к комиссарам, — желает перед смертью прослушать мессу и исповедаться.

Посланцы муниципалитета в изумлении переглянулись; им даже в голову не приходило, что к ним можно обратиться с подобной просьбой.

— Где же, черт побери, можно в такое время найти священника и церковную утварь?

— Священник уже найден, — отвечал аббат Эджворт, — я перед вами; что же до утвари, то ее предоставит любая близлежащая церковь, нужно лишь послать туда.

Комиссары колебались.

— А вдруг это ловушка? — спросил один из них.

— Какая ловушка? — удивился аббат.

— А что, если под предлогом причащения вы отравите короля?

Аббат Эджворт пристально посмотрел на человека, высказавшего это сомнение.

— Послушайте, — продолжал уполномоченный муниципалитета, — история дает нам столько примеров такого рода, что вынуждает нас быть подозрительными.

— Сударь, — возразил аббат, — меня так тщательно обыскали, когда я сюда входил, что вы можете быть абсолютно убеждены: яда я с собой не пронес; если бы завтра он у меня вдруг оказался, то это означало бы, что я его получил из ваших рук: здесь ничто не может ко мне попасть без вашего ведома.

Комиссары вызвали отсутствовавших коллег и стали совещаться.

Просьбу решено было удовлетворить, но при двух условиях: первое — аббат составит прошение и подпишет его; второе — церемония будет завершена на следующее утро не позднее семи часов, потому что в восемь узник должен быть препровожден к месту казни.

Аббат написал прошение и оставил его на столе, потом его проводили к королю, которому он и сообщил добрую весть о том, что просьба удовлетворена.

Было десять часов; аббат Эджворт закрылся с королем, и они оставались наедине до двенадцати.

В полночь король сказал:

— Господин аббат, я устал; я бы хотел отдохнуть: мне нужно набраться сил для завтрашнего дня.

Он дважды позвал:

— Клери! Клери!

Клери вошел, раздел короля и хотел было завить ему волосы; тот усмехнулся.

— Не стоит беспокоиться! — сказал он.

Затем король лег и, когда Клери задернул полог кровати, приказал:

— Разбудите меня завтра в пять часов.

Едва коснувшись головой подушки, он сейчас же уснул: такую власть над ним имели физические потребности.

Господин де Фирмонт лег на кровать Клери, а тот просидел всю ночь на стуле.

Клери спал беспокойно, то и дело вздрагивая; он услышал сквозь дрему, как часы бьют пять.

Он поднялся и пошел разводить огонь.

Заслышав его шаги, король проснулся.

— Эй, Клери! Так, стало быть, пять уже пробило? — спросил он.

— Государь, — отвечал камердинер, — многие башенные часы уже отзвонили, а на стенных пяти еще нет.

И он подошел к постели короля.

— Я хорошо спал, — заметил тот. — Мне это было необходимо, минувший день меня ужасно утомил! Где господин де Фирмонт?

— На моей кровати, государь.

— На вашей кровати? А где же вы сами провели ночь?