Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 21. Анж Питу 1995.

Следовательно, необходимо было уверить Катрин в своей кротости.

Каким же образом?

Ловелас рассудил бы так: эта девушка изменяет мне и водит мена за нос, а я обману ее и посмеюсь над нею.

Ловелас сказал бы: я оболью ее презрением — и пусть ей станет стыдно за ее распутство, я внушу ей страх, я опозорю ее, я отобью у нее охоту бегать на свидания.

Питу, добрая душа, разгоряченный триумфом и белым вином, поклялся себе, что заставит Катрин раскаяться в равнодушии к такому молодцу, как он, а потом когда-нибудь признается ей, что думал о ней дурно.

Добавим, что в своем целомудрии Питу и помыслить не мог, чтобы прекрасная, скромная, гордая Катрин всерьез увлеклась г-ном Изидором; он был уверен, что она просто кокетничает с этим красавцем, пленившем ее кружевными жабо, лосинами и сапогами со шпорами.

А разве мог захмелевший Питу ревновать к жабо и шпорам?

В один прекрасный день г-н Изидор уедет в город, женится на какой-нибудь графине, забудет о Катрин — и конец роману.

Вино, возвращающее молодость старцам, внушило отважному командиру арамонской национальной гвардии эти стариковские мысли.

Ну а пока нужно было уверить Катрин в своей кротости, и для этого Питу решил взять назад все злые слова, что успел наговорить девушке.

Раз так, следует вновь увидеться с Катрин.

Времени не существует для человека хмельного и не имеющего часов.

Часов у Питу не было, а пройдя от силы десять шагов, он стал пьян, как сам Вакх или его возлюбленный сын Феспид.

Он напрочь забыл, что расстался с Катрин в три часа, а дорога до Пислё отняла у нее час, не больше.

Надеясь догнать ее, он, не разбирая пути, ринулся напролом через лес по направлению к Пислё.

Пока он воюет с деревьями и кустами герцога Орлеанского, вернемся к Катрин.

Грустная и задумчивая, она ехала домой следом за матерью.

Возле самой фермы дорога пересекает болото и сильно сужается; лошади могут пройти по ней только одна за другой.

Мамаша Бийо поехала первой.

Катрин хотела последовать за ней, когда услышала тихий призывный свист.

Обернувшись, она разглядела среди листвы фуражку с галуном, принадлежащую лакею Изидора.

Она крикнула матери, что скоро догонит ее, и мать спокойно поехала вперед — ведь до фермы было рукой подать.

Лакей подошел к Катрин.

— Мадемуазель, — сказал он, — господину Изидору срочно необходимо поговорить с вами; он просил назначить место, где он мог бы увидеть вас сегодня в одиннадцать вечера.

— Боже мой, — воскликнула Катрин, — что случилось?

— Не знаю, мадемуазель; я знаю только, что он получил из Парижа письмо с траурной печатью; я уже целый час дожидаюсь вас здесь.

На колокольне в Виллер-Котре только что пробило десять; звон медленно замирал в воздухе, и вместе с ним один за другим на бронзовых крыльях улетали вдаль часы.

Катрин огляделась кругом.

— Ну что ж, здесь темно и спокойно, — сказала она, — я буду ждать вашего хозяина здесь.

Лакей вскочил на лошадь и ускакал.

Встревоженная Катрин возвратилась на ферму.

Что мог сообщить ей Изидор в такой поздний час, кроме дурной вести?

Любовные свидания обставляются иначе.

Но какое все это имело значение? Главное, что Изидор хочет ее видеть, и ни время, ни место не важны — к нему она не побоялась бы прийти и в полночь на кладбище.

Поэтому, ни минуты не поколебавшись, она пожелала матери спокойной ночи и поднялась к себе.

Мать, ничего не заподозрив, разделась и легла.

Впрочем, если бы даже бедная женщина что-то и заподозрила, это бы ничего не изменило. Ведь Катрин была на ферме законной хозяйкой!

Хозяйка же эта, войдя в свою комнату, не разделась и не легла.

Она ждала.

Часы на колокольне пробили половину одиннадцатого, затем без четверти одиннадцать.

Тогда она погасила лампу и спустилась в столовую.

Окна столовой выходили прямо на дорогу; девушка открыла одно из них и проворно спрыгнула на землю.

Окно она оставила открытым, чтобы таким же путем вернуться назад, и только притворила ставни.

Она быстро добежала до назначенного места и, прижав одну руку к пылающему лбу, а другую — к колотящемуся сердцу, тщетно пытаясь унять дрожь в ногах, принялась ждать.

Впрочем, ждать ей пришлось недолго. Вскоре из лесу донесся стук копыт.

Она сделала шаг вперед и увидела Изидора.

Лакей держался поодаль.

Изидор, не спешиваясь, протянул Катрин руку, помог ей взобраться на круп своего коня, обнял ее и сказал:

— Катрин, вчера в Версале убили моего брата Жоржа; брат Оливье призывает меня к себе, я уезжаю, Катрин.

Горестно всхлипнув, Катрин сжала виконта в объятиях.

— О! — застонала она, — если они убили вашего брата Жоржа, они убьют и вас.

— Катрин, что бы ни было, мой старший брат ждет меня. Вы ведь знаете, Катрин, как я люблю вас.

— О, останьтесь, останьтесь, — взмолилась Катрин, которая из всех слов Изидора поняла только одно: он уезжает.

— Но это мой долг, Катрин! Я обязан отомстить! Отомстить за брата Жоржа!

— О горе мне! — вскрикнула Катрин и, дрожа всем телом, не помня себя, припала к груди Изидора.

Слеза выкатилась из глаз виконта и капнула на шею девушке.

— О, вы плачете, значит, вы меня любите, — сказала она.

— Да, Катрин, да, но брат, старший брат пишет мне: "Приезжай!". Могу ли я ослушаться?

— Тогда поезжайте, — сказала Катрин, — я не держу вас.

— Последний поцелуй, Катрин.

— Прощайте!

И, поняв, что ничто не заставит Изидора ослушаться приказа старшего брата, девушка выскользнула из объятий возлюбленного, спрыгнула с коня и без сил упала на землю.

Изидор отвернулся, вздохнул, помедлил — но неумолимый приказ торопил его, и, бросив прощальный взгляд на Катрин, он пустил коня галопом и умчался прочь.

Лакей последовал за ним.

Катрин даже не шевельнулась.

Почти в то же мгновение вдалеке показался какой-то мужчина; он шел к ферме со стороны Виллер-Котре и едва не наступил на распростертое поперек дороги бездыханное тело.

Потеряв равновесие, он упал и лишь тогда понял, кто перед ним.

— Катрин! — завопил он. — Катрин умерла!

Вопль его был так страшен, что разбудил всех собак на ферме.

— Кто же, кто убил Катрин? — кричал он.

Положив тело девушки к себе на колени, он склонился над ним, объятый ужасом и горем.

"Анж Пипу" ("Ange Pitou"), третий роман А.Дюма в серии "Записки врача", посвящен началу и первым месяцам Великой Французской революции; впервые печатался в виде фельетонов, то есть отдельными частями с продолжением, в парижской газете "Пресса" ("La Presse") с 17.12.1850 по 26.06.1851.

По первоначальному замыслу автора роман, очевидно, предполагался гораздо большим по объему и должен был завершать всю серию. Однако, как пишет Дюма в предисловии к "Графине де Шарни", следующей книге из "Записок врача", публикация "Анж Питу" была прервана в связи с изменениями издательской конъюнктуры, вызванными в свою очередь политическими событиями. Редакция "Прессы" потребовала значительно сократить повествование, поэтому в своей публикации роман остался незаконченным и ход событий в нем неожиданно обрывался. Не напечатанные тогда главы и составили, по-видимому, заключительный роман серии — "Графиня де Шарни", действие которого начинается как раз с тех событий, на которых обрывается "Анж Питу".