Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 20. Ожерелье королевы

— Вероятно, у вас есть враг, милая сестра. Ну, а у меня мелькнула идея.

— Идея? Скажите скорее, в чем она заключается?

— Идея эта заставит вашего врага очутиться в таком же дурацкой ситуации, в какой находился бы осел, подвешенный за недоуздок.

— О, лишь бы только вы помогли нам выйти из этого нелепого положения, большего я не прошу.

— Спасти вас! Я надеюсь. О, я не глупее его, хотя и не такой ученый!

— Кто он?

— Э, черт возьми, граф Прованский.

— Вы, значит, согласны со мной, что он мой враг?

— Да разве он не враг всего, что молодо, всего, что прекрасно, всего, что способно на то, чего не может он.

— Брат мой, вам известно что-нибудь об этом распоряжении никого не пропускать?

— Может быть… Но прежде всего не будем стоять у этой двери: здесь собачий холод. Пойдемте со мной, милая сестра.

— Куда?

— Вы увидите; туда, где, по крайней мере, тепло… Пойдемте, а по дороге я вам расскажу, что я думаю обо всем этом. А, граф Прованский, мой милый и недостойный братец!.. Дайте мне руку, сестра; а вы, мадемуазель де Таверне, возьмите другую мою руку, и повернем направо.

Они тронулись в путь.

— Так вы говорили, что граф Прованский… — начала королева.

— Ну да! Сегодня вечером, после ужина короля, он явился в большой кабинет; король долго беседовал днем с графом де Хага, а вас совсем не было видно целый день.

— В два часа я уехала в Париж.

— Я это знал. Король, позвольте мне сказать вам это, милая сестра, столько же думал о вас, сколько о Харун ар-Рашиде и о его великом визире Джаффаре, и вел разговор о географии. Я его слушал очень нетерпеливо, ибо мне сегодня также нужно было отлучиться. О, простите, мы с вами, вероятно, покидали дворец не с одинаковыми целями, и поэтому я не прав…

— Ничего, продолжайте, продолжайте.

— Повернем налево.

— Но куда вы нас ведете?

— Очень близко. Осторожнее, здесь куча снегу. А! Мадемуазель де Таверне, если вы оставите мою руку, то упадете, предупреждаю вас. Итак, мысли короля были поглощены широтой и долготой, когда граф Прованский сказал: "Я желал бы засвидетельствовать свое почтение королеве".

— А! — воскликнула Мария Антуанетта.

— "Королева ужинает у себя", — отвечал король.

"Да? А я думал, что она в Париже", — прибавил мой братец.

"Нет, она у себя", — спокойно сказал король.

"Я только что от нее, и меня не приняли", — возразил граф Прованский.

Тогда я заметил, что король нахмурился. Он нас отпустил, моего брата и меня, и, без сомнения, навел справки после нашего ухода. У Людовика бывают вспышки ревности, как вам известно; он пожелал вас видеть, его не допустили войти, и он заподозрил что-то.

— Да, госпожа де Мизери получила от меня точное приказание.

— Вот-вот; чтобы удостовериться в вашем отсутствии, король отдал этот строгий приказ, и мы остались на улице.

— О! Это ужасный поступок, признайтесь, граф.

— Признаюсь. Но вот мы и пришли.

— В этот дом?

— Он вам не нравится, сестра моя?

— О, я не говорю этого; он, наоборот, восхищает меня. Но ваши слуги?

— А что?

— Если они увидят меня?

— Входите, сестра, входите, и я ручаюсь вам, что никто вас не увидит.

— Даже слуга, который откроет нам дверь? — спросила королева.

— Даже он.

— Невозможно!

— Мы сейчас это испытаем, — сказал со смехом граф д’Артуа.

И он протянул руку к двери.

Королева остановила его.

— Умоляю вас, брат мой, будьте осторожны.

Принц нажал другой рукой на половинку двери, украшенной красивой резьбой.

Дверь открылась.

Королева не могла сдержать испуга.

— Входите же, сестра, умоляю вас, — сказал принц, — вы ведь видите, что никого нет.

Королева взглянула на мадемуазель де Таверне с выражением человека, решившегося рискнуть; затем она перешагнула через порог, сделав один из тех прелестных жестов, которым женщины хотят сказать: "Господи благослови!"

Дверь бесшумно закрылась за ней.

Королева очутилась в передней с оштукатуренными стенами и мраморными цоколями; не особенно большое помещение было отделано с необыкновенным изяществом и вкусом; пол был мозаичный, с изображениями букетов цветов; на мраморных столиках стояло в японских вазах множество низких, густо разросшихся розовых кустов, с которых сыпался целый дождь душистых лепестков, столь редких в это время года.

Приятная теплота и еще более приятный аромат оказывали такое могучее действие на чувства всякого попавшего туда, что, едва успев войти, обе дамы забыли не только про свои опасения, но и про свою щепетильность.

— Хорошо, у нас теперь есть кров, — сказала королева, — и, надо сознаться, этот кров довольно удобен. Но недурно было бы позаботиться об одном условии, брат мой.

— О чем?

— Удалить ваших слуг.

— Ничего не может быть легче.

И принц, взяв в руки шнурок, висевший около колонны, дернул звонок, который звякнул один раз; металлический звук таинственно раздался в глубине лестницы.

Обе женщины испуганно вскрикнули.

— Так-то вы удаляете ваших слуг, брат мой? — спросила королева, — я склонна была бы думать, что вы таким образом зовете их.

— Если бы я позвонил два раза, кто-нибудь явился бы; но так как я позвонил только один раз, то будьте спокойны, сестра моя, никто не придет.

Королева рассмеялась.

— Ну, я вижу, вы человек предусмотрительный, — сказала она.

— Милая сестра, — продолжал принц, — вы не можете расположиться на ночь в передней; соблаговолите подняться на один этаж.

— Будем повиноваться, — сказала королева, — гений этого дома не кажется мне слишком недоброжелательным.

И она стала подниматься по лестнице.

Принц шел впереди.

Обюсонский ковер, который лежал на лестнице, заглушал шум их шагов.

Дойдя до второго этажа, принц опять взялся за шнурок, и неожиданный звук звонка снова заставил вздрогнуть не ожидавших его королеву и мадемуазель де Таверне.

Но их изумление еще усилилось, когда они увидели, что двери на этом этаже открылись сами.

— Право, Андре, — сказала королева, — я начинаю трепетать, а вы?

— Пока вы, ваше величество, будете идти впереди, я доверчиво буду следовать за вами.

— Все, что здесь происходит, объясняется очень просто, сестра моя, — сказал принц. — Дверь, которую вы видите перед собой, ведет в ваши апартаменты. Взгляните!

И он указал королеве на прелестное помещение, которое требует нашего описания.

Маленькая прихожая розового дерева, с двумя этажерками Буля, с потолком, расписанным Буше, и с паркетом также розового дерева, вела в белый будуар, обтянутый кашемиром с цветами, вышитыми руками первых мастериц этого искусства. Обивка мебели в будуаре была вышита шелками, тона которых были подобраны с искусством, делавшим гобелены того времени подобными картинам знаменитых художников.