Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 18. Джузеппе Бальзамо. Часть 1,2,3 1994

— Кто же ему поможет?

— Я, конечно.

— Будьте осторожны, Николь, ведь барон может также узнать, как под видом того, что вы развешиваете кружева, на самом деле подбираете камешки, которые вам бросают через стену.

— Неправда! — вскрикнула Николь.

Потом она передумала и решила не запираться.

— Ничего нет особенного в том, что я получаю записки! Это не так страшно, как пробраться сюда в то время, как мадемуазель раздевается… Что вы на это скажете, господин Жильбер?

— Скажу, мадемуазель Николь, что нехорошо такой благоразумной девушке, как вы, просовывать ключи под садовые калитки.

Николь всю передернуло.

— Скажу, — продолжал Жильбер, — что, будучи хорошо знакомым и барону де Таверне, и господину Филиппу, и мадемуазель Андре, я совершил ошибку, пробравшись к ней, потому что очень беспокоился о здоровье бывших хозяев, особенно мадемуазель Андре, которую я пытался спасти на площади, старался так, что у меня в руке остался, как вы сами подтвердили, клочок ее платья. Скажу, что если я совершил эту вполне простительную ошибку, пробравшись сюда, то вы поступили непростительно, введя постороннего в дом своих хозяев и бегая на свидания с этим посторонним в оранжерею, где привели с ним около часу.

— Жильбер! Жильбер!

— Вот что такое добродетель… добродетель мадемуазель Николь, я хотел сказать. Ах, вам не нравится, что я оказался в вашей комнате, мадемуазель Николь? А вы в это время…

— Господин Жильбер!

— Так скажите своей хозяйке, что я в нее влюблен, а я скажу, что пришел не к ней, а к вам, и она мне поверит, потому что вы имели глупость сказать ей об этом сами еще в Таверне.

— Жильбер, дружочек!..

— И вас прогонят, Николь. Вместо того чтобы отправиться вместе со своей хозяйкой в Трианон ко двору ее высочества и кокетничать с богатыми и знатными сеньорами, — а это вы непременно стали бы делать, останься вы в доме, — вместо этого вам придется убраться вместе со своим любовником, господином де Босиром, воякой-капралом. Ах, какое падение! Далеко же вас завело ваше честолюбие, мадемуазель Николь! Николь — любовница французского гвардейца!

Жильбер расхохотался и пропел:

Я в гвардии французской Любовника нашла!

— Сжальтесь, господин Жильбер, — пролепетала Николь, — не смотрите на меня так! Какие у вас недобрые глаза, они так и горят в темноте! Пожалуйста, перестаньте смеяться, я боюсь вашего смеха.

— Тоща отоприте мне дверь, Николь, — приказал Жильбер, — и ни слова больше!

Николь отворила дверь. Ее охватила сильная нервная дрожь: плечи ее ходили ходуном, а голова тряслась, будто у старухи.

Жильбер был совершенно спокоен; он вышел первым и, видя, что девушка идет за ним следом, обратился к ней:

— Нет! Вы знаете способ провести сюда людей, а у меня — свой способ выйти отсюда. Ступайте в оранжерею к досточтимому господину де Босиру — он, должно быть, заждался. Оставайтесь там на десять минут дольше, чем рассчитывали. Я вам дарю их в обмен на ваше молчание.

— Десять минут? Почему десять? — спросила затрепетавшая Николь.

— Да потому, что за это время я успею исчезнуть. Ступайте, мадемуазель Николь, и не оборачивайтесь, подобно жене Лота, историю которой я вам рассказывал в Таверне в те времена, когда вы назначали мне свидания в стогу сена. Иначе с вами случится нечто худшее, чем если бы вы обратились в соляной столп. Ступайте, сладострастница, ступайте. Больше мне нечего прибавить.

Покорная, напуганная, подавленная самоуверенностью Жильбера, от которого теперь зависело ее будущее, Николь с опущенной головой подошла к оранжерее, где ее дожидался встревоженный капрал Босир.

А Жильбер с прежними предосторожностями подошел к стене; оставаясь незамеченным, он взялся за веревку и, отталкиваясь от увитой диким виноградом решетки трельяжа, добрался до желоба второго этажа, а потом ловко вскарабкался на мансарду.

Судьба пожелала, чтобы он никого не встретил на своем пути: соседки уже легли, а Тереза была еще за столом.

Жильбер был так возбужден одержанной над Николь победой, что ни разу не оступился, передвигаясь по желобу. В эту минуту он готов был пройти по лезвию бритвы длиной в целое льё.

Ведь целью его пути была Андре.

Итак, он добрался до чердака, запер окно и разорвал записку, к которой так никто и не притронулся.

Он с удовольствием растянулся на кровати.

Спустя полчаса послышался голос Терезы: она спрашивала через дверь, как он себя чувствует.

Жильбер поблагодарил ее, позевывая и тем самым давая понять, что его клонит ко сну. Он страстно желал вновь остаться в одиночестве, в темноте и тишине; ему хотелось помечтать вволю, насладиться воспоминаниями; он сердцем, разумом, всем своим существом словно заново переживал события этого незабываемого дня.

Однако вскоре на глаза его опустилась пелена и исчезли все: и барон, и Филипп, и Николь, и Босир; перед глазами у него осталась лишь Андре — полуобнаженная, с приподнятыми над головой руками, вытаскивавшая шпильки из своих прекрасных волос.

События, о которых мы только что рассказали, произошли в пятницу вечером; а в воскресенье в лесу Люсьенна должна была состояться прогулка; к ней, словно к празднику, готовился Руссо.

Жильбер ко всему был равнодушен с тех пор, как узнал о предстоящем отъезде Андре в Трианон. Он целый день не отходил от окошка. Окно Андре оставалось отворено, раза два девушка подходила к нему, еще слабая и бледная, подышать воздухом. Когда Жильбер видел ее, ему казалось, что ничего не просил бы у Бога, знай он, что Андре суждено жить в этом павильоне вечно, а у него была бы только эта мансарда, откуда он мог бы дважды в день, как теперь, мельком видеть девушку.

Наконец настало желанное воскресенье. Руссо приготовился к нему еще накануне: его туфли сверкали; серый сюртук, теплый и в то же время легкий, был извлечен из шкафа, к большому огорчению Терезы, полагавшей, что для подобного занятия было бы вполне довольно полотняной блузы. Ничего ей не отвечая, Руссо делал так, как считал нужным. Он тщательно осмотрел не только свою одежду, но и костюм Жильбера, прибавив к нему целые чулки и подарив молодому человеку новые башмаки.

Был приведен в порядок и костюм собирателя трав. Не забыл Руссо и свою коллекцию мхов, которой предназначено было сыграть свою роль.

Руссо, словно ребенок, не мог усидеть на месте от нетерпения; он раз двадцать подбегал к окну посмотреть, не едет ли карета г-на де Жюсьё. Наконец он увидел лакированный экипаж, запряженный лошадьми в богатой сбруе; огромный кучер в пудреном парике остановился перед дверью. Руссо бросился к Терезе:

— Вот и он! Вот и он!

Потом он обратился к Жильберу:

— Скорее, Жильбер, скорее! Нас ждет карета!