Александр Дюма - Дюма А. Собрание сочинений. Том 13. Шевалье д'Арманталь. Дочь регента

— …будет в восторге. Я за это отвечаю.

— Ведь я комендант Бастилии!

— Вы хотите сохранить эту должность?

— Без сомнения.

— Тогда делайте то, что я приказал.

— Однако, когда ты надзиратель, трудно закрыть глаза и заткнуть уши.

— Дорогой комендант, тогда загляните в камин у господина Дюмениля, осмотрите потолок у господина Помпадура и проверьте клизмы господина Лаваля.

— Что вы говорите, сударь? Возможно ли… Но вы рассказываете о вещах, мне совершенно неизвестных!

— Доказательство тому, что я лучше вас знаю о делах в Бастилии, а если я расскажу вам о некоторых из них, известных вам, вы еще больше удивитесь.

— Что такого вы могли бы мне рассказать? — спросил, совершенно смешавшись, комендант.

— Я мог бы вам рассказать о том, что ровно неделю назад одно из должностных лиц Бастилии, причем из самых высокопоставленных, получило из рук в руки пятьдесят тысяч ливров, чтобы впустить в тюрьму двух торговок галантереей.

— Сударь, это были…

— Я знаю, кто это был, что они собирались там делать и что делали. Это были мадемуазель де Валуа и мадемуазель де Шароле. Что собирались делать? Собирались повидать герцога Ришелье. Что делали? До полуночи грызли конфеты в Угловой башне и намереваются прийти туда и завтра, причем настолько в этом уверены, что мадемуазель де Шароле предупредила об этом господина Ришелье.

Де Лонэ побледнел.

— Так вот, — продолжал Дюбуа, — как вы думаете, если я расскажу подобные вещи регенту, который, как вы знаете, очень любит скандальные истории, долго ли некий господин де Лонэ будет оставаться комендантом Бастилии? Но я об этом не скажу ни слова, я знаю, что люди должны помогать Друг другу. Я вам помогаю, господин де Лонэ, помогите же и вы мне.

— К вашим услугам, — сказал комендант.

— Итак, решено, и к моему приходу все будет готово?

— Обещаю вам, сударь, но монсеньеру — ни слова.

— О чем речь! Прощайте, господин де Лонэ.

И де Лонэ вышел, пятясь и беспрерывно кланяясь.

— Прекрасно! — воскликнул Дюбуа. — А теперь посмотрим, кто кого, монсеньер, и когда завтра вы захотите обвенчать свою дочь, вам будет недоставать только одного — зятя!

Только Гастон передал Дюменилю письмо мадемуазель де Лонэ, как в коридоре раздались шаги. Гастон поспешил предупредить шевалье, чтобы тот не говорил ни слова, постучал ногой в пол, чтобы Помпадур был осторожен, погасил свет и бросил камзол на стул, как будто начал раздеваться на ночь.

В эту минуту дверь отворилась и вошел комендант. Поскольку он обычно не навещал узников в такое время, Гастон бросил на него быстрый вопрошающий взгляд, и ему показалось, что тот смущен; более того, он, казалось, хотел остаться с Гастоном наедине и взял лампу из рук стражника, который ее принес. Шевалье заметил, что, когда комендант ставил ее на стол, рука его дрожала.

Надзиратели ушли, но узник заметил, что у дверей остались двое солдат.

Он вздрогнул: в этих молчаливых приготовлениях чувствовалось что-то зловещее.

— Шевалье, — сказал комендант, — вы мужчина и просили меня обращаться с вами как с мужчиной. Сегодня вечером я узнал, что вам вчера огласили приговор.

— И вы пришли сказать мне, сударь, — сказал Гастон с мужеством, которое всегда проявлял перед лицом опасности, — вы пришли сказать мне, что час моей казни настал.

— Нет, сударь, но я пришел сказать, что он близится.

— И когда будет совершена казнь?

— Я могу сказать вам правду, шевалье?

— Буду вам признателен, сударь.

— Завтра, на рассвете.

— И где?

— Во дворе Бастилии.

— Спасибо, сударь, но у меня была одна надежда.

— Какая?

— Что перед смертью я стану мужем девушки, которую вы сегодня приводили ко мне на свидание.

— Господин д’Аржансон обещал вам эту милость?

— Нет, сударь, он только взялся просить этой милости для меня у короля.

— Может быть, король отказал.

— Он никогда не дарует подобной милости?

— Редко, сударь, но такие случаи бывали.

— Сударь, я христианин, — сказал Гастон, — надеюсь, мне пришлют исповедника.

— Он уже здесь.

— Я могу его увидеть?

— Через несколько минут. Сейчас он у вашего сообщника.

— Моего сообщника?! Какого сообщника?

— У капитана Ла Жонкьера.

— У капитана Ла Жонкьера! — воскликнул Гастон.

— Он осужден, как и вы, и будет казнен вместе с вами.

— Несчастный! — прошептал шевалье. — А я еще его подозревал!

— Шевалье, — продолжал комендант, — вы слишком молоды, чтобы умирать.

— Смерть не считает лет, сударь. Бог велит ей разить, и она разит.

— Но если можно предотвратить удар, то идти добровольно на смерть, как это делаете вы, почти что преступление.

— Что вы хотите сказать, сударь? Я вас не понимаю.

— Я хочу сказать, что господин д’Аржансон, должно быть, оставил вам надежду.

— Довольно, сударь. Мне не в чем признаваться, и я не собираюсь ни в чем признаваться.

В эту минуту в дверь постучали, комендант пошел открыть. Это был старший надзиратель, он обменялся с господином де Лонэ несколькими словами. Потом комендант вернулся к Гастону, тот стоял, держась за спинку стула, и был бледен, но спокоен.

— Сударь, — сказал ему комендант, — капитан Ла Жонкьер просил у меня разрешения увидеться с вами последний раз.

— И вы ему отказали?! — спросил Гастон с насмешливой улыбкой.

— Нет, сударь, напротив, я разрешил это свидание в надежде, что он благоразумнее вас и просит вас прийти договориться о показаниях, которые вы должны дать.

— Если он за этим хочет меня видеть, господин комендант, пусть ему передадут, что я отказываюсь идти к нему.

— Я вам это сказал, сударь, — живо прервал его комендант, — но я ничего об этом не знаю, может быть, он просто хочет увидеться с товарищем по несчастью.

— В таком случае я согласен, сударь.

— Я буду иметь честь сам сопровождать вас, — сказал, кланяясь, комендант.

— Готов следовать за вами, сударь, — ответил Гастон.

Господин де Лонэ шел первым, Гастон следовал за ним, а двое солдат, до этого стоявшие у дверей, замыкали шествие. Они прошли теми же коридорами и дворами, что и в первый раз, и оказались у Казначейской башни. Господин де Лонэ оставил часовых у дверей, а сам в сопровождении Гастона поднялся по лестнице из двенадцати ступеней. На лестнице их встретил надзиратель и провел к Ла Жонкьеру. Капитан, в том же изодранном камзоле, как и первый раз, лежал на кровати. Услышав, что отворяют дверь, он обернулся, и поскольку первым вошел господин де Лонэ, он, естественно, увидел только его и снова принял прежнее положение.

— Я полагал, что тюремный священник у вас, капитан? — сказал господин де Лонэ.

— Действительно, он был здесь, сударь, но я его отослал.

— Почему же?

— Не люблю иезуитов. Вы что, полагаете, черт возьми, что мне нужен священник, чтобы достойно умереть?