Александр Дюма - А. Дюма - Собрание сочинений. Том 12. Женская война. Сильвандир. 1993

Еще немного — и бедная Констанс испытала бы неприятные последствия своей выдумки: ей угрожала опасность подвергнуться осмотру монастырского врача, потому что два десятка услужливых подруг вызвались тут же обегать за ним. Однако она искренне уверяла их, что больше не испытывает ни малейшей боли, и собравшиеся вокруг юные девицы стали одна за другой отходить от нее, подобно пташкам, которые поочередно улетают, и уже через несколько мгновений они снова рассыпались по саду. Констанс осталась вдвоем со своей подружкой.

Тотчас же взоры обеих девочек медленно поднялись к окну, и Роже ясно понял, что между этими двумя невинными созданиями в белоснежных платьях нет тайн. Тоща он снова подошел к окошку, озаботившись остаться в тени, чтобы его могли разглядеть только те, кто знал, что он тут. Констанс оперлась на руку своей задушевной подруги и мило покраснела. Потом она выпрямилась, тотчас же нагнулась и стала собирать анютины глазки; составив небольшой букет, она прицепила его себе на грудь, и теперь темно-фиолетовое пятно резко выделялось на ее белом платье. Затем, немного погуляв, обе девочки направились в монастырь. А еще через минуту Роже услышал легкие шаги в коридоре; он подбежал к двери, быстро распахнул ее, но было уже поздно: юноша успел лишь увидеть, как две сильфиды, две тени, два призрачных существа исчезли в конце галереи. Однако возле его двери — как единственное доказательство того, что здесь побывали обе пансионерки, — лежал букетик анютиных глазок, тот самый, который несколько секунд назад он видел на груди Констанс.

Роже бросился к букетику, покрыл его множеством поцелуев, и тотчас же он услышал шаги: полагая, что племянник уже оправился после благочестивых волнений, тетушка пришла звать его к завтраку. Шевалье быстро сунул букетик за пазуху и поспешил навстречу достойной настоятельнице.

Ничего не придает нам столько отваги, сколько сообщает удача. Роже уже видел, правда, издали, Констанс, и она узнала его. Он прижимал к своему сердцу букетик, который она носила на груди; это было больше того, на что он сперва надеялся, и тем не менее теперь этого ему было уже мало. Юноша хотел оказаться возле Констанс, ему не терпелось поговорить с нею, а потому он ожидал первого же подходящего случая, твердо решив не упустить его, если только он представится. И добрая аббатиса сама дала ему такую возможность.

Как понимает читатель, разговор между Роже и его тетушкой состоялся из ее непрестанных вопросов и его ответов. Сперва вопросы настоятельницы касались барона и баронессы, затем их арендаторов, затем их земель; потом начались вопросы о ближайших соседях, неких Сенектерах, от Сенектеров перешли к Шемиле, наконец, после Шемиле добрались и до семейства де Безри.

— Ах, Боже правый! — воскликнул Роже, услышав эту фамилию. — Как хорошо, любезная тетушка, что вы напомнили мне о поручении, я было о нем совсем позабыл… Дня за три или за четыре до моего отъезда в Шинон я повстречал на охоте виконта де Безри; узнав, что я собираюсь навестить вас, он попросил меня захватить письмо для его дочери… И, клянусь честью, я теперь даже не помню, куда подевал это письмо, а ведь он прислал его за день до моего отъезда.

— О Господи! — воскликнула добрая настоятельница. — Только бы ты не потерял его. Бедная девочка после возвращения из дому все время грустит, и письмо от родных послужило бы для нее утешением.

— Не тревожьтесь, тетушка, — отвечал Роже, — я найду его, должно быть, оно в моей сумке. Но вообще-то, если мадемуазель де Безри грустит, надобно дать ей куклу, ведь она, мне кажется, совсем еще дитя.

— Видите ли, господин разумник, — возразила настоятельница, — на сей счет вы как раз и заблуждаетесь: мадемуазель де Безри за последний месяц превратилась в юную девушку. Не знаю, что именно произошло с нею во время пребывания в родительском доме, но одно я твердо знаю: она за это время сильно переменилась!

— Да я ведь сидел с нею рядом за ужином у нас в замке всего каких-нибудь восемь или десять дней назад, — возразил Роже, — и уверяю вас, тетушка, не заметил ничего такого, о чем вы толкуете.

— Ладно, ладно, — отвечала добрая настоятельница, — ступай-ка лучше к себе и поищи письмо; я приглашу сюда Констанс, и ты сам все увидишь.

— С превеликим удовольствием, — сказал Роже, поспешно наклоняясь за упавшей на пол салфеткой, ибо он почувствовал, как вся кровь прихлынула к его лицу, и понял, что если тетушка ненароком бросит на него взгляд, то краска на лице сразу же выдаст его, — с превеликим удовольствием, тетушка. Но только, если позволите, после завтрака, — прибавил он, сделав усилие над собой.

— Да, да, завтракай, милый, завтракай спокойно. В твоем возрасте это дело важное, я знаю; но только очень прошу тебя, постарайся непременно разыскать письмо, поверь мне, если оно затеряется, бедная девочка будет в отчаянии.

— Ну, письмо непременно отыщется, дорогая тетя! Будьте покойны, я, кажется, даже вспомнил, где оно у меня спрятано.

— Рада это слышать, — сказала аббатиса. — Милые мои девочки, я так их люблю!

— Ну что ж, тетушка, — продолжал шевалье, — я не хочу больше оттягивать удовольствие, которое, как вы полагаете, доставит мадемуазель де Безри письмо от родных. Пошлите за нею, а я тем временем пойду и разыщу это послание.

И Роже вышел из комнаты с таким безразличным видом, что, если бы у настоятельницы и были какие-либо подозрения, она бы отбросила их, столкнувшись с подобным апломбом племянника; однако она была далека от всяких подозрений. Так что шевалье удалось ловко провести ее.

Роже не спешил возвращаться по двум причинам: во-первых, ему нужно было время, чтобы написать письмо, якобы присланное виконтом; во-вторых, он хотел, чтобы Констанс успела немного приготовиться. Что касается содержания этого письма, то читатель заранее о нем догадывается: там беспрестанно спрягался глагол "любить" в прошедшем, настоящем и будущем времени. Кроме того, Роже рассказывал Констанс о своей последней встрече с виконтом и слово в слово передавал свой разговор с ним в кроличьем заказнике возле Безри. Ему было важно, чтобы Констанс знала, как ей следует держаться и чего ей надо ожидать, и не позволила бы обмануть себя каким-либо притворством со стороны родителей.

Вернувшись в комнату тетушки, Роже застал там мадемуазель де Безри. Увидев его, Констанс покраснела, потом побледнела; по счастью, она стояла спиной к окну и лицо ее было в тени, так что добрая настоятельница ничего не заметила. Шевалье подошел к девочке с самым непринужденным видом и протянул ей письмо.

— Мадемуазель, — заговорил он, — простите меня за то, что, приехав еще вчера вечером, я только сейчас, с таким запозданием, вручаю вам это письмо. Но господин де Безри настоятельно просил меня передать его вам в собственные руки, с тем чтобы я мог сообщить ему надежные сведения о вашем здоровье, ибо, мне кажется, он сильно тревожится, а потому я попросил мою добрую тетушку причинить вам небольшое беспокойство и пригласить вас сюда. Надеюсь, вы простите мне это, не правда ли?