Александр Дюма - А. Дюма - Собрание сочинений. Том 12. Женская война. Сильвандир. 1993

— Коли уж переговоры такого рода начинают, их надобно доводить до конца.

— Стало быть, вы требуете от меня решительного согласия?

— Вот именно.

— И мне придется жениться?..

— Не зная даже имени невесты.

— Но это же противно здравому смыслу.

— И все-таки позвольте мне…

— Никогда, сударь, никогда!

— Это ваше последнее слово?

— Последнее, окончательное!

— Подумайте еще немного.

— Я уже думал, вернее, не стану и думать, раз речь идет о такой нелепице… Мне, мне жениться, не зная на ком, даже не видя своей невесты, не перемолвившись с нею ни единым словом, не ведая, молода она или стара, хороша собой или уродлива, глупа или умна?! Ну, знаете, любезнейший, вы, видно, совсем теряете голову!

— А вы — проигрываете ваш процесс, сударь!

И незнакомец взялся за шляпу.

В этом окаянном человеке было столько уверенности, что шевалье пришел в замешательство. Он принялся мерить комнату большими шагами: сначала шел от кровати к окну, затем от двери к комоду и в конце концов опять тяжело опустился в кресло, наблюдая украдкой за посетителем, а тот между тем с самым непринужденным видом скреб обе свои бородавки и подбородок.

— Неужели, сударь, — заговорил Роже, первым прерывая молчание, — неужели вы положительно отказываетесь дать мне хоть какие-нибудь разъяснения?

— Клянусь честью, сударь, я бы со всей охотой, — отвечал незнакомец, — но именно это мне строго-настрого запрещено.

— Скажите мне только, а молодая особа… Тьфу!.. — вырвалось у Роже, который сам прервал себя этим восклицанием. — Молода ли она, по крайней мере?

Незнакомец продолжал скрести свои бородавки.

— Ну тоща ответьте: хороша она собой или безобразна?

Посетитель перешел от бородавок к подбородку.

— Могу ли я, наконец, хотя бы осведомиться: невеста… девица она… или вдова?

Незнакомец остался совершенно невозмутим.

— Ах, да с вами и сойти с ума недолго! — вскричал Роже, ударяя себя кулаком по лбу.

— Сударь, я прощаюсь с вами до завтра, — сказал незнакомец, — хорошенько подумайте над моими словами.

— А что будет завтра? — спросил шевалье.

— Завтра в это же самое время я опять приду.

— Вы придете один?

— Нет, я принесу с собой обязательство о вступлении в брак.

— Обязательство о вступлении в брак?! — воскликнул Роже, бледнея.

— О, пусть это вас не тревожит, — отвечал незнакомец, — вы подпишите его только в том случае, если сами того пожелаете. Будьте спокойны, дорогой господин д’Ангилем, — прибавил он с обычной своей ухмылкой, — силком вас к венцу не поведут.

С этими словами таинственный посетитель, пятясь, вышел из комнаты, отвешивая еще более низкие поклоны, чем тоща, когда появился; он был уже далеко, а шевалье в полном изнеможении судорожно сжатыми и дрожащими пальцами все еще стискивал свой влажный от пота лоб.

Роже довольно долго не мог опомниться от удара, который так неожиданно на него обрушился; наконец, собравшись с силами, он поднялся с кресла, взял шляпу и поспешил к маркизу де Кретте, своему постоянному советчику, главной своей опоре.

По счастью, маркиз был дома.

— Что с вами?! — воскликнул он при виде шевалье. — Неужели вы проиграли тяжбу?

Кретте задал этот вопрос потому, что на его друге, как говорится, лица не было.

— Слава Богу, пока еще нет, — отвечал Роже, — ведь, как вам известно, дело будет разбираться в суде только через три дня. И даже…

— И даже?.. — повторил маркиз.

— И V меня даже появилась некоторая надежда выиграть эту тяжбу, — со вздохом закончил шевалье.

— Тоща мне кажется, у вас нет причины столь тяжко вздыхать.

— Разумеется, вам так кажется, ибо вы не знаете, на каких условиях это возможно.

— Ах! Стало быть, вам поставили условия?

— Увы! — пробормотал Роже.

И он бросился в объятия к своему другу.

— Да говорите же! — воскликнул маркиз. — Вы заставляете меня не на шутку тревожиться.

И тоща шевалье поведал маркизу о человеке с опаловыми глазами и о своем разговоре с ним. Кретте выслушал рассказ с величайшим вниманием; когда Роже закончил, он сказал:

— Все это весьма странно. Быть может, у виконта де Бузнуа осталась побочная дочь, и ее хотят пристроить. Или, быть может, мой бедный друг…

— Или, быть может… — повторил шевалье, бледнея от догадки маркиза.

— Или, быть может, сама старая индианка задумала снова вступить в брак.

Роже содрогнулся, но одно соображение тут же успокоило его.

— Это невозможно, ведь она умерла.

— Тоща с ее стороны вам, видимо, ничего не угрожает.

— Правда, бывает всякое, — спохватился Роже, — я видел людей, которых считали умершими, а они вдруг появлялись среди живых.

— Упаси Господи! — воскликнул маркиз.

— Однако не думаю, что такое может произойти и на сей раз, — прибавил д’Ангилем.

— Тоща поищем другое объяснение. А ну как тут ловушка, расставленная вашим противником? Что вы на это скажете?

— Я уже и сам подумывал; да только какая корысть господину Афгано женить меня?

Мы забыли упомянуть, что именно так звали Индийца.

— Как знать! Но, так или иначе, будьте настороже.

— Да, разумеется, я все время настороже, но это, увы, не дает мне ни единого дня отсрочки: завтра от меня ждут ответа.

— Посоветуйтесь со своим отцом.

— Но ведь отец находится в пятидесяти пяти льё отсюда; а потом я должен вам прямо сказать, маркиз, что не могу так вот взять и жениться: я люблю, просто боготворю одну юную девушку из наших краев, она сама прелесть, сущий ангел во плоти и питает ко мне такую же привязанность, какую я сам питаю к ней; если я женюсь на другой, она умрет.

— Вы так полагаете? — спросил Кретте, и на лице его отразилось сомнение.

— Я в том уверен, она дала мне слово.

— Умереть?

— Нет, жить только для меня одного.

И Роже рассказал маркизу обо всех своих приключениях, связанных с Констанс, но имени ее не назвал.

— Ничего не поделаешь, друг мой! В таком случае вам думать не о чем. Однако, что вам дороже: девица… Не будет нескромностью, если я спрошу у вас, как зовут эту барышню?

— О нет! Ее зовут Констанс де Безри.

— Черт побери! Констанс, иными словами, постоянство! Да, такое имя многое сулит.

— Вы о чем-то хотели спросить меня?

— Я хотел спросить, что вам дороже: мадемуазель Констанс де Безри или семьдесят пять тысяч ливров годового дохода?

— Будь я один, я пожертвовал бы ради нее состоянием, жизнью, всем на свете! Но, увы, у меня есть отец и мать, они боготворят меня, и мой отказ разорит их.

— Да, вы совершенно правы, шевалье, — сказал маркиз, — вы им всем обязаны. Понимаете, друг мой, это дело вашей совести, только вы один и можете принять решение.