Александр Дюма - Дюма. Том 08. Двадцать лет спустя

Рауль опустил руку в карман.

— Что вы хотите сделать? — спросил его д’Артаньян.

— Дать этому славному мальчику десять ливров, — отвечал Рауль, вынимая из кармана пистоль.

— Десять пинков в живот, — сказал д’Артаньян. — Убирайся, плут, и помни, что я знаю, где тебя искать.

Фрике, не рассчитывавший отделаться так дешево, в два прыжка пролетел с набережной на улицу Дофина и скрылся из виду. Рауль сел на свою лошадь, и они вместе с д’Артаньяном, оберегавшим его как сына, поехали шагом по направлению к Тиктонской улице.

Всю дорогу они слышали вокруг себя глухой ропот и отдаленные угрозы, но при виде этого офицера, такого воинственного, и его внушительной шпаги, висевшей на темляке у него под рукой, все расступались.

Они доехали без всяких приключений до гостиницы «Козочка».

Красотка Мадлен сообщила д’Артаньяну, что Планше вернулся и привез Мушкетона, который геройски перенес операцию по извлечению пули и чувствует себя так хорошо, как только позволяет рана.

Д’Артаньян велел позвать Планше, но, сколько его ни звали, ответа не было: Планше скрылся.

— Ну, так давайте вина! — приказал д’Артаньян.

Когда вино было подано и они снова остались вдвоем, д’Артаньян обратился к Раулю.

— Вы довольны собой, не так ли? — сказал он, с улыбкой глядя в глаза юноши.

— Конечно, — отвечал Рауль. — Мне кажется, я исполнил свой долг. Разве я не защищал короля?

— А кто вам сказал, что надо защищать короля?

— Это мне сказал граф де Ла Фер.

— Да, короля. Но сегодня вы защищали не короля, а Мазарини, что не одно и то же.

— Однако, сударь…

— Вы сделали ужасный промах, молодой человек. Вы вмешались не в свое дело.

— Но вы же сами…

— Я — это другое дело: я должен повиноваться своему капитану. А ваш начальник — это принц Конде. Запомните это: других начальников у вас нет: Хорош молодой безумец, готовый стать мазаринистом и помогающий арестовать Брусселя! Молчите об этом, по крайней мере, а то граф де Ла Фер будет вне себя.

— Значит, вы думаете, что граф де Ла Фер рассердился бы на меня?

— Думаю ли я? Да я в этом уверен! Не будь этого, я бы только поблагодарил вас, потому что, в сущности, вы потрудились для нас. Сейчас не ему, а мне приходится бранить вас, и, поверьте, это вам дешевле обойдется. Впрочем, — продолжал д’Артаньян, — я только пользуюсь правом, которое ваш опекун передал мне, дорогой мой мальчик.

— Я не понимаю вас, сударь.

Д’Артаньян встал, вынул из письменного стола письмо и подал его Раулю.

Рауль пробежал письмо, и взгляд его затуманился.

— О, Боже мой! — воскликнул он, поднимая свои красивые глаза, влажные от слез на д’Артаньяна. — Граф уехал из Парижа, не повидавшись со мной!

— Он уехал четыре дня тому назад.

— Но, судя по письму, он подвергается смертельной опасности?

— Вот еще выдумали! Он подвергается смертельной опасности? Будьте спокойны. Он уехал по делу и скоро вернется. Надеюсь, вы не имеете ничего против того, что я временно буду вашим опекуном?

— Конечно, нет, господин д’Артаньян! — воскликнул Рауль. — Вы такой благородный человек, и граф де Ла Фер так вас любит!

— Что же, любите также и вы меня; я не буду вам докучать, но при условии, что вы будете фрондером, мой юный друг, и ярым фрондером.

— А могу я по-прежнему видаться с госпожой де Шеврез?

— Конечно, черт возьми! И с коадъютором, и с госпожой де Лонгвиль. И если бы здесь был милейший Бруссель, которого вы так опрометчиво помогли арестовать, то я сказал бы вам: извинитесь поскорей перед господином Брусселем и поцелуйте его в обе щеки.

— Хорошо, сударь, я буду вас слушаться, хотя и не понимаю вас.

— Нечего тут и понимать. А вот, — продолжал д’Артаньян, обернувшись к двери, — и господин дю Валлон, который является в порядком разодранной одежде.

— Да, но зато я ободрал немало шкур взамен, — возразил Портос, весь в поту и в пыли. — Эти бездельники хотели отнять у меня шпагу. Черт возьми! — продолжал гигант с обычным спокойствием. — Какое волнение в народе! Но я уложил на месте больше двадцати человек эфесом своей Бализарды. Глоток вина, д’Артаньян!

— Рассудите нас, — сказал гасконец, наливая Портосу стакан до краев. — Когда выпьете, вы скажете нам ваше мнение.

Портос осушил стакан одним глотком, поставил его на стол и вытер усы.

— О чем? — спросил он.

— Да вот господин Бражелон, — отвечал д’Артаньян, — во что бы то ни стало хотел помочь аресту Брусселя, и я с трудом удержал его от защиты Коменжа.

— Черт возьми! — произнес Портос. — Что сказал бы опекун, если бы узнал это?

— Вы видите! — воскликнул д’Артаньян. — Нет, фрондируйте, мой друг, фрондируйте и помните, что я заменяю графа во всем.

Он звякнул своим кошельком, затем, обратясь к Портосу, спросил:

— Вы поедете со мной?

— Куда? — отвечал Портос, наливая себе второй стакан вина.

— Засвидетельствовать наше почтение кардиналу.

Портос проглотил второй стакан с таким же спокойствием, как и первый, взял шляпу, оставленную им на стуле, и последовал за д’Артаньяном.

Рауль же, совершенно ошеломленный тем, что он слышал, остался дома, так как д’Артаньян запретил ему выходить из комнаты, пока волнение в народе не уляжется.

Д’Артаньян нарочно не отправился с Коменжем прямо в Пале-Рояль, чтобы дать ему время сообщить кардиналу о выдающихся услугах, которые он, д’Артаньян, вместе со своим другом оказал в это утро партии королевы.

Поэтому оба они были великолепно приняты кардиналом, который наговорил им кучу любезностей и намекнул, между прочим, на то, что оба они находятся уже на полпути к тому, чего добиваются, то есть д’Артаньян — к чину капитана, а Портос — к титулу барона.

Д’Артаньян предпочел бы всему этому деньги, так как он знал, что Мазарини щедр на обещания, но туг на их исполнение, и потому считал, что посулами кардинала не прокормишься; однако, чтобы не разочаровать Портоса, он сделал вид, что очень доволен.

В то время как два друга были у кардинала, королева вызвала его к себе. Мазарини решил, что это отличный случай усилить рвение обоих своих защитников, доставив им возможность услышать изъявление благодарности от самой королевы. Он знаком предложил им последовать за собой. Д’Артаньян и Портос указали ему на свои запыленные и изодранные платья, но кардинал отрицательно покачал головой.

— Ваши платья, — сказал он, — стоят больше, чем платья большинства придворных, которых вы встретите у королевы, потому что это ваш боевой наряд.

Д’Артаньян и Портос повиновались.

В многочисленной толпе придворных, окружавших в этот день Анну Австрийскую, царило шумное оживление, ибо как-никак одержаны были две победы: одна над испанцами, другая над народом. Брусселя удалось спокойно вывезти из Парижа, и в эту минуту он находился, вероятно, уже в Сен-Жерменской тюрьме, а Бланмениль, которого арестовали одновременно с Брусселем, но без всякого шума и хлопот, был заключен в Венсенский замок.