Александр Дюма - Дюма. Том 06. Сорок пять

Дрожь ужаса и возмущения проняла всех присутствующих.

“У этого негодяя нет сердца, — подумал Анри. — Как жаль, что его несчастье, его позор и — главное — его сан избавляют этого человека от вызова, который с радостью бросил бы ему любой из нас!”

— Господа, — понизив голос, сказал Орильи, почувствовав, какое неприятное впечатление произвела на собравшихся здесь храбрецов речь принца, — вы видите, в каком тяжелом состоянии его высочество, не обращайте внимания на его слова. Мне кажется, что после поразившего его несчастья он временами просто заговаривается.

— Вот как случилось, — продолжал принц, осушая стакан, — что Сент-Эньян умер, а я жив. Впрочем, погибая, он оказал мне последнюю услугу; поскольку он ехал на моем коне, все решили, что погиб я, и слух этот распространился не только во французском войске, но и среди фламандцев, которые прекратили преследование. Но будьте спокойны, господа: добрые фламандцы недолго будут ликовать. Мы отомстим, страшно отомстим, и со вчерашнего дня, по крайней мере в мыслях своих, я формирую самую грозную армию, какая когда-либо существовала.

— А пока, ваше высочество, — заявил Анри, — примите командование моим отрядом; мне, скромному дворянину, не подобает отдавать приказания там, где находится представитель королевского дома.

— Согласен, — сказал принц. — Прежде всего я приказываю всем приняться за ужин. В частности, это относится к вам, дю Бушаж, вы даже не придвинули к себе тарелку.

— Ваше высочество, я не голоден.

— В таком случае, друг мой дю Бушаж, проверьте еще раз посты. Объявите командирам, что я жив, но попросите их не слишком громко выражать свою радость, прежде чем мы не займем какие-нибудь надежные укрепления или не соединимся с войском нашего непобедимого Жуаеза, ибо, признаюсь честно, теперь, пройдя через огонь и воду, я меньше, чем когда-либо, хотел бы попасть в плен.

— Слово вашего высочества — для нас закон, и никто, кроме этих господ, не узнает, что вы оказываете нам честь пребывать среди нас.

Все молча склонились.

Как видит читатель, этому потерпевшему поражение бродяге и беглецу достаточно было одного мгновения, чтобы стать кичливым, беззаботным и властным.

Повелевать сотней людей или ста тысячами — все равно повелевать. Герцог Анжуйский поступил бы точно так же и с самим Жуаезом. Властители всегда требуют не того, что заслужили, а того, что, по их мнению, им следует по их положению.

Пока дю Бушаж выполнял данное ему приказание как можно тщательнее, чтобы никому не пришла в голову мысль, что он раздосадован своим подчиненным положением, Франсуа расспрашивал, и Орильи, эта тень господина, повторявшая все его движения, тоже занимался расспросами.

Герцога очень удивляло, что военный с именем и рангом дю Бушажа согласился принять командование горсткой людей и отправился в столь опасную экспедицию. Подобное дело надлежало поручить какому-нибудь лейтенанту, а не брату адмирала.

Принцу все внушало подозрения, а всякое подозрение надо было проверить. Он настойчиво расспрашивал и в конце концов узнал, что адмирал поручил брату возглавить разведку, лишь уступив его настояниям.

— Почему же, с какой целью, — спросил герцог у онисского офицера, — граф столь упорно добивался, чтобы ему дали такое, в сущности, маловажное поручение?

— Прежде всего он хотел оказать помощь войску, — сказал офицер, — ив этом его чувстве я не сомневаюсь.

— Прежде всего, сказали вы. А какие еще были побуждения, сударь?

— Ах, ваше высочество, — ответил офицер, — этого я не знаю.

— Вы меня обманываете или сами обманываетесь, сударь. Вы это знаете.

— Даже вашему высочеству я могу назвать только причины, связанные со службой.

— Вот видите, господа, — сказал герцог, обращаясь к немногим онисцам, еще сидевшим за столом, — я был прав, стараясь остаться неузнанным. В моем войске, оказывается, есть тайны, в которые меня не посвящают.

— О, ваше высочество, — возразил офицер, — вы очень дурно истолковали мою сдержанность: тайна касается только самого графа дю Бушажа. Разве не могло случиться, что, служа общим интересам, он пожелал оказать услугу кому-нибудь из своих родственников или близких друзей?

— Кто же здесь находится из родственников или близких друзей графа? Скажите мне , я хочу поскорее обнять его!

— Ваше высочество, — сказал Орильи с почтительной фамильярностью, которую он уже давно усвоил в обращении с принцем, — я наполовину раскрыл эту тайну, и в ней нет ничего, что могло бы вызвать подозрение вашего высочества. Родственник, которому граф дю Бушаж стремился дать охрану, он…

— Ну же, — сказал принц, — договаривайте, Орильи.

— Так вот, ваше высочество, это на самом деле родственница.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся граф. — Почему же мне не сказали этого сразу? Милейший Анри!.. Ну, это же так понятно… Ладно, ладно, закроем глаза на родственницу и не будем о ней говорить.

— Это самое лучшее, что ваше высочество может сделать, тем более что все это весьма таинственно.

— Вот как!

— Да, эта особа, как прославленная Брадаманта, историю которой я раз двадцать декламировал вашему высочеству, скрывается под мужским одеянием.

— О, ваше высочество, — умоляюще промолвил онисский офицер. — Господин Анри, как мне показалось, проявляет величайшее почтение к этой даме и, по всей вероятности, был бы очень недоволен нескромностью с чьей-либо стороны.

— Разумеется, разумеется, господин офицер, будьте покойны. Мы будем немы, как гробы, немы, как бедняга Сент-Эньян. Но если мы увидим эту даму, то постараемся не строить ей никаких гримас… Так, так. Стало быть, находясь среди кавалеристов, Анри возит с собой родственницу. А где же она, Орильи?

— Наверху!

— Как? Здесь, в этом доме?

— Да, ваше высочество. Но — тсс! Вот и господин дю Бушаж.

— Тсс! — повторил за ним принц и разразился хохотом.

Возвращаясь, Анри услышал зловещий хохот герцога. Но он слишком мало общался с его высочеством, чтобы знать, какие угрозы таило в себе всякое проявление веселости со стороны герцога Анжуйского.

Он мог бы также заметить по смущенному выражению некоторых лиц, что герцог вел в его отсутствие какой-то враждебный ему разговор, прерванный его возвращением.

Но Анри не был настолько подозрителен по натуре, чтобы угадать, в чем дело: здесь у него не было такого близкого друга, который смог бы все объяснить ему в присутствии герцога.

К тому же Орильи бдительно следил за всем, а герцог, уже, без сомнения, выработавший какой-то план действий, удерживал Анри при своей особе до тех пор, пока все кавалеристы, присутствовавшие при разговоре, не удалились.