Александр Дюма - Дюма. Том 05. Графиня де Монсоро

— Ну, это не Бог весть какие принцы, — отозвался Шико и с невозмутимым спокойствием приступил к изготовлению нового двухмачтового корабля.

Герцог Анжуйский принужденно улыбнулся.

— Сейчас вам все будет ясно, государь, — сказал хранитель печати. — Я знал, что недовольные всегда используют две главные опоры: армию и церковь…

— Весьма разумно, — заметил Генрих. — Продолжайте.

Хранитель печати, гордый этой похвалой, продолжал:

— В армии я нашел офицеров, преданных вашему величеству, которые доносили мне обо всем; в церковных кругах это было труднее. Тогда я пустил в дело моих людей…

— Все еще весьма разумно, — сказал Шико.

— И, наконец, с помощью моих доверенных лиц мне удалось склонить одного из людей парижского прево…

— Склонить к чему? — спросил король.

— К тому, чтобы он следил за проповедниками, которые возбуждают народ против вашего величества.

“Ого! — подумал Шико. — Неужели моего друга заприметили?”

— Этих людей, государь, вдохновляет не Господь Бог, а сообщество заклятых врагов короны. Это сообщество я изучил.

— Очень хорошо, — одобрил король.

— Весьма разумно, — добавил Шико.

— И я знаю, на что они рассчитывают, — торжествующе заявил Морвилье.

— Просто превосходно! — воскликнул Шико.

Король сделал гасконцу знак замолчать.

Герцог Анжуйский не сводил глаз с Морвилье.

— В течение более чем двух месяцев, — продолжал хранитель печати, — я содержал за счет королевской казны несколько весьма ловких и безмерно смелых людей; правда, они отличаются также ненасытной алчностью, но я сумел обратить это их качество во благо королю, ибо, щедро оплачивая их услуги, я только выиграл. Именно от них, пожертвовав довольно крупной денежной суммой, я узнал о первом сборище заговорщиков.

— Все это хорошо, — сказал Шико, — плати, мой король, плати денежки!..

— Э, за этим дело не станет! — воскликнул Генрих. — Скажите нам, какова цель этого заговора и на что рассчитывают заговорщики.

— Государь, речь идет о второй ночи святого Варфоломея, не более и не менее.

— Против кого?

— Против гугенотов.

Присутствующие удивленно переглянулись.

— Примерно в какую сумму вам это обошлось? — спросил Шико.

— Семьдесят пять тысяч ливров одному и сто тысяч — другому.

Шико повернулся к королю.

— Хочешь, я всего за тысячу экю выдам тебе тайну, которую узнал господин де Морвилье? — воскликнул он.

Хранитель печати удивленно пожал плечами, а герцог Анжуйский скорчил такую благостную мину, какую на его лице еще не видывали.

— Говори! — приказал король.

— Это — Лига, просто-напросто Лига, она образовалась десять лет назад. Господин де Морвилье выведал тайну, которую всякий парижский буржуа знает, как “Отче наш”…

— Сударь!.. — возмутился хранитель печати.

— Я говорю правду, и я докажу это, — заявил Шико непререкаемым тоном.

— Тогда назовите мне место, где собираются лигисты.

— Охотно: во-первых, на площадях и на улицах; во-вторых, на улицах и на площадях; в-третьих, и на площадях и на улицах.

— Шутить изволите, господин Шико, — сказал хранитель печати, пытаясь изобразить улыбку. — А как они узнают друг друга?

— Они одеты точь-в-точь, как и парижане, и при ходьбе переставляют ноги по очереди, одну за другой, — с важным видом ответил Шико.

Это объяснение было встречено взрывом смеха, и даже сам хранитель печати, подумав, что правила хорошего тона требуют от него присоединиться к общему веселью, засмеялся вместе с другими. Но вскоре государственный муж опять посуровел.

— Мой лазутчик, — сказал он, — присутствовал на одном из их собраний, и оно происходило в том месте, которое господину Шико неизвестно.

Герцог Анжуйский побледнел.

— Где же? — спросил король.

— В аббатстве святой Женевьевы.

Шико уронил бумажную курицу, которую он усаживал на адмиральский корабль.

— В аббатстве святой Женевьевы! — воскликнул король.

— Это невероятно, — пробормотал герцог.

— Однако это так, — сказал Морвилье и победоносно оглядел собравшихся, весьма довольный произведенным им впечатлением.

— И что они делали, господин хранитель печати? Что они решили? — спросил король.

— Что лигисты выберут себе вождей, каждый записавшийся в списки Лиги добудет себе оружие, в каждую провинцию будет направлен представитель от мятежной столицы, и все гугеноты, любимчики вашего величества, так они выражаются…

Король улыбнулся.

— …будут истреблены в назначенный день.

— И это все? — сказал Генрих.

— Чума на мою голову! — воскликнул Шико. — Сразу видно, что ты католик.

— И это действительно все? — осведомился герцог.

— Нет, ваше высочество…

— Чума на мою голову! Я думаю, что это не все! Если бы король за сто семьдесят пять тысяч ливров получил только это, он был бы вправе считать, что его обокрали.

— Говорите, господин де Морвилье! — приказал король.

— Есть вожди…

Шико заметил, что у герцога Анжуйского под камзолом от волнения бурно вздымается грудь.

— Так, так, так, — сказал он, — значит, у заговора есть руководители, удивительно! И все же за наши сто семьдесят пять тысяч ливров нам следовало бы еще чего-нибудь подкинуть.

— Кто эти вожди… их имена? — спросил король. — Как их зовут, этих вождей?

— Во-первых, один проповедник, фанатик, бесноватый изувер, за его имя я заплатил десять тысяч ливров.

— И правильно сделал.

— Некто Горанфло, монах из монастыря святой Женевьевы.

— Бедняга! — заметил Шико с искренним состраданием. — Было ему сказано: не суйся не в свое дело, ничего путного из этого не выйдет.

— Горанфло… — сказал король, записывая, — хорошо… ну дальше…

— Дальше… — повторил хранитель печати, явно колеблясь, — но, государь, это все.

И Морвилье еще раз оглядел собрание пытливым, загадочным взглядом, который, казалось, говорил: “Если бы ваше величество остались наедине со мной, вы узнали бы и еще кое-что”.

— Говорите, господин де Морвилье, здесь только мои друзья, говорите.

— О государь, тот, чье имя я не решаюсь назвать, также имеет могущественных друзей.

— В моем окружении?

— Повсюду.

— Да что, эти друзья сильнее меня?! — воскликнул Генрих, бледнея от гнева и тревоги.

— Государь, тайны не объявляют во всеуслышание. Простите меня, я государственный человек.

— Это верно.

— И весьма разумно, — подхватил Шико. — Но мы здесь все — люди государственные.

— Сударь, — сказал герцог Анжуйский, — ежели ваше известие не может быть оглашено в нашем присутствии, то мы засвидетельствуем королю наше нижайшее почтение и удалимся.

Господин де Морвилье пребывал в нерешительности. Шико следил за малейшим его жестом, опасаясь, что хранителю печати, каким бы наивным он ни казался, удалось разузнать нечто более важное, чем его предыдущие сообщения.