Александр Дюма - Дюма. Том 04. Королева Марго

— Нет, сын мой, баронесса де Сов.

В эту минуту герцогиня Лотарингская, несмотря на все свои усилия, все-таки не смогла сдержаться и разрыдалась. Генрих Наваррский даже не обернулся.

— Сестра, что с вами? — воскликнула Маргарита и бросилась к герцогине.

— Пустяки, — сказала Екатерина, становясь между двумя молодыми женщинами, — пустяки; у нее бывают нервные припадки, и врач Мазилло советовал лечить ее благовониями. — И Екатерина еще сильнее, чем в первый раз, сжала руку старшей дочери; затем, обернувшись к младшей, сказала: — Марго, вы разве не слыхали, что я предложила вам идти к себе? Если этого недостаточно, то я повелеваю вам.

— Простите меня, мадам, — ответила бледная, трепещущая Маргарита, — желаю доброй ночи вашему величеству.

— Надеюсь, что ваше пожелание исполнится. До свидания, до свидания.

Маргарита старалась поймать взгляд своего мужа, но напрасно — он даже не повернулся в ее сторону, и Маргарита вышла, едва держась на ногах.

Наступило молчание. Екатерина устремила пронизывающий взор на герцогиню Лотарингскую, которая смотрела на мать, не говоря ни слова и умоляюще сжав руки.

Генрих стоял спиной к ним, но наблюдал всю сцену в зеркало, делая вид, что помадит усы помадой, преподнесенной ему услужливым Рене.

— А вы, Генрих, не раздумали идти в город? — спросила Екатерина.

— Ах да, правда! — воскликнул король Наваррский. — Честное слово, я совсем забыл, что меня ждут герцог Алансонский и принц Конде; это все из-за этих замечательных духов, они одурманили меня и отбили память. До свидания, мадам.

— До свидания! А завтра вы известите меня о здоровье адмирала, да?

— Не премину, мадам. Ну, Феба, что с тобой?

— Феба! — сердито крикнула Екатерина.

— Позовите ее, мадам, а то она не хочет выпускать меня.

Королева-мать встала, взяла собаку за ошейник и держала, пока не вышел Генрих, а уходил он с таким веселым и спокойным видом, как будто в глубине души не чувствовал нависшей над ним смертельной опасности.

Собачка, отпущенная Екатериной, бросилась вслед за ним, но дверь уже закрылась; тогда Феба просунула свою длинную мордочку под портьеру и жалобно завыла.

— Теперь, Шарлотта, — сказала Екатерина баронессе де Сов, — сходите за Гизом и Таваном — они в моей молельне; вернитесь с ними и побудьте с герцогиней Лотарингской, у нее опять головокружение.

Так как в гостинице "Путеводная звезда" жареные куры существовали только на вывеске, то Л а Моль и Коконнас быстро закончили свой скудный ужин: Коконнас повернул на одной ножке свой стул в четверть оборота, вытянул ноги, оперся локтем о стол и, допивая последний стакан вина, спросил:

— Господин Ла Моль, вы намерены идти спать теперь же?

— По правде говоря, очень хочется поспать, а то как бы не пришли за мной ночью.

— И за мной тоже, — ответил Коконнас, — но, мне думается, лучше не ложиться и не заставлять ждать тех, кто пришлет за нами, а попросить карты и провести это время за игрой. Таким образом, когда за нами придут, мы будем уже готовы.

— Я с удовольствием принял бы ваше предложение, но для игры у меня слишком мало денег; едва ли наберется сто золотых экю; да и те — все мое богатство. С ним я должен теперь устраивать свою судьбу.

— Сто экю золотом! — воскликнул Коконнас. — И вы еще плачетесь! Дьявольщина! У меня всего-навсего шесть.

— Рассказывайте! — возразил Ла Моль. — Я видел, как вы вынимали из кармана кошелек, он был не просто полон, а, можно сказать, битком набит.

— А! — сказал Коконнас. — Эти деньги пойдут в уплату давнишнего долга одному старому другу моего отца, как я подозреваю — тоже гугеноту, вроде вас. Да, тут сто ноблей с розой, — заявил Коконнас, хлопнув себя по карману, — но эти нобли принадлежат мэтру Меркандону; моя же личная собственность состоит, как я сказал, из шести экю.

— Какая ж тут игра?

— А вот потому, что денег мало, я и хотел сыграть. Кроме того, мне пришла в голову одна мысль.

— А именнр?

— Мы оба приехали в Париж с одной и той же целью.

— Да.

— У каждого из нас есть могущественный покровитель.

— Да.

— Я могу положиться на своего, так же как вы на вашего.

— Да.

— Вот мне и пришла в голову мысль: сначала сыграть на деньги, а потом — на первую милость, которую получим от двора или на первую ласку возлюбленной.

— Действительно, хорошо придумано! — заметил, смеясь, Ла Моль, — но, признаюсь, я не такой страстный игрок, чтобы ставить всю свою жизнь в зависимость от карт или очков в кости, потому что первая милость, полученная вами или мной, вероятно, определит течение всей нашей жизни.

— Хорошо! Оставим первую милость от двора и будем играть на первую ласку от возлюбленной.

— Есть одно препятствие, — возразил Ла Моль.

— А именно?

— У меня нет никакой возлюбленной.

— И у меня тоже, но я рассчитываю быстро обзавестись ею. Слава Богу, мы не так скроены, чтобы страдать от недостатка в женщинах.

— Вы-то, господин Коконнас, конечно, не будете терпеть в них недостатка; я же не так уверен в своей звезде любви и боюсь обокрасть вас, поставив против вашего заклада свой. Давайте играть на ваши шесть экю, а если вы, на ваше горе, их проиграете и захотите продолжать игру, то вы ведь дворянин, и ваше слово равноценно золоту.

— Ну и отлично! Вот это разговор! — воскликнул Коконнас. — Вы совершенно правы: слово дворянина равноценно золоту, особенно если этот дворянин пользуется доверием двора. Поэтому не думайте, что я слишком зарываюсь, играя с вами на первую милость, которую я наверное получу.

— Вы-то можете проиграть ее, но я не могу ее выиграть, потому что я служу королю Наваррскому и ничего не могу получить от герцога Гиза.

— Ага, еретик! Я сразу тебя почуял, — пробурчал хозяин, начищая старую каску. И, прервав свою работу, перекрестился.

— Вот как, — сказал Коконнас, мешая карты, принесенные слугой, — значит, вы…

— Что?

— Протестант.

— Я?

— Да.

— Ну, предположим, что это так, — ответил, усмехнувшись, Ла Моль. — Вы что-нибудь имеете против нас?

— О, слава Богу — нет. Мне все равно. Я от всей души ненавижу гугенотскую мораль, но не самих гугенотов, а кроме того, они теперь в чести.

— Да, — ответил с улыбкой Л а Моль, — доказательство этому — салют из аркебузы адмиралу! Не доиграемся ли и мы до выстрелов?

— До чего угодно, — ответил Коконнас, — мне лишь бы играть, а там все равно на что.

— Ну что ж, давайте играть, — сказал Ла Моль, собирая и тасуя карты.

— Да, играйте, не сомневаясь: даже если я проиграю сто экю против ста ваших, завтра же утром я найду, чем заплатить.

— Значит, вы разбогатеете во сне?

— Нет, я пойду и найду деньги.