Александр Дюма - Дюма. Том 03. Две Дианы

— Но, друг мой…

— Говорю же вам, — крикнул коннетабль, — что я этого желаю, как Бог свят!

— Так оно и будет, друг мой, — поспешила уверить его перепуганная Диана.

Вернувшись к себе, король не застал своей дочери. Дежурный камер-лакей доложил, что герцогиня Диана, не дождавшись его величества, проследовала в покои королевских детей и попросила дать знать, как только государь вернется.

— Хорошо, — сказал Генрих, — я сам навещу ее. Не надо меня провожать, я пойду один.

Он пересек большую залу, пошел длинным коридором; затем, тихо открыв дверь, остановился и чуть отодвинул портьеру. Детский смех и выкрики заглушили шум его шагов, и он, будучи незамечен, мог полюбоваться необыкновенно живописной картиной.

Обаятельная и юная невеста Мария Стюарт стояла у окна. Рядом с ней — Диана де Кастро, принцесса Елизавета и принцесса Маргарита. Все трое, тараторя без умолку, то поправляли складку на ее костюме, то завивали локон в ее прическе — словом, придавали туалету невесты ту законченность, какую умеют ему придавать только женщины. В другом конце комнаты братья Карл, Генрих и самый младший, Франциск, с воплями и хохотом изо всех сил налегали на дверь, которую тщетно пытался распахнуть дофин Франциск, молодой жених; шалуны хотели во что бы то ни стало помешать ему увидеть невесту. Жак Амио, наставник принцев, чинно беседовал в углу с фрейлинами принцесс —.с г-жою де Кони и леди Ленокс.

Таким образом, здесь, в королевских апартаментах, можно было увидеть всех тех людей, которым суждено будет сыграть свою роль в истории Франции ближайших десятилетий, полных бедствий, страстей и славы: дофина — будущего Франциска II; Елизавету — будущую супругу Филиппа II и королеву Испанскую; Карла — впоследствии Карла IX; Генриха — впоследствии Генриха III; Маргариту Валуа, которой предстояло стать королевой и женой Генриха IV; Франциска — будущего герцога Алансонского, Анжуйского и Брабантского и Марию Стюарт, которую ждали две королевские короны и под занавес — мученический венец.

Знаменитый переводчик Плутарха наблюдал печальным и в то же время проникновенным взором за играми этих детей, точно всматривался в грядущие судьбы Франции.

— Нет, нет, Франциск не войдет, — неистово, дико кричал Карл-Максимилиан, в недалеком будущем главный виновник Варфоломеевской ночи.

И ему с помощью братьев удалось задвинуть засов и начисто лишить возможности дофина войти в комнату, а тот, настолько тщедушный, что ему не под силу было справиться даже с тремя детьми, только топал ногами и хныкал за дверью.

— Бедный Франциск! Как они его мучают! — заметила Мария Стюарт.

— Не шевелитесь, ваше высочество, иначе я не справлюсь с этой булавкой, — засмеялась маленькая лукавая Маргарита.

— Вот сделаем это, — сказала неженка Елизавета, — и я впущу беднягу Франциска наперекор этим бесенятам. Не могу смотреть на его мучения!

— Да, ты понимаешь меня, Елизавета, — вздохнула Мария Стюарт.

Ничто не могло быть восхитительнее этих четырех красавиц, столь разных между собою и столь совершенных: Диана

— олицетворенная чистота и кротость; Елизавета — величавость и нежность; Мария Стюарт — чарующая томность; Маргарита — сама ветреность. Тронутый и восхищенный, король глядел и не мог наглядеться на это волнующее зрелище.

Наконец он решился переступить порог.

— Король! — закричали дети в один голос и подбежали к отцу.

Только Мария Стюарт немного отстала от других, незаметно отодвинула засов, и дофин стремительно ворвался в комнату. Теперь младшее поколение семьи было в полном сборе.

— Здравствуйте, дети, — приветствовал их король, — очень рад, что вы все здоровы и веселы. Бедный мой Франциск, оказывается, тебя не хотели впускать! Ну ничего, скоро сможешь видеться со своей женушкой сколько угодно и когда угодно. Так вы, дети, крепко любите друг друга?

— О да, я люблю Марию! — страстно выпалил дофин и поцеловал руку будущей своей жене.

— Ваше высочество, — строго заметила леди Ленокс, — дамам не целуют рук на глазах у всех, особенно в присутствии его величества. Что подумает государь о госпоже Марии и о ее наставнице?

— Но ведь рука эта моя, — ответил дофин.

— Еще не ваша, ваше высочество, — возразила фрейлина,

— и я намерена исполнить свой долг до конца.

— Успокойся, — шепнула Мария жениху, уже начинавшему сердиться, — когда она отвернется, я опять протяну тебе руку.

Король посмеивался про себя.

— Вы очень строги, миледи… Впрочем, вы правы, — тут же спохватился он. — А вы, мессир Амио, довольны своими учениками? Слушайтесь, господа, своего ученого наставника, он состоит в близких отношениях с великими мужами древности… Ну, дети, мне хотелось повидать вас до торжества, и я рад, что мне это удалось. Теперь, Диана, я весь к вашим услугам. Пойдем, дитя мое.

Диана низко поклонилась отцу и последовала за ним.

Диане де Кастро, которую мы видели еще девочкой, было теперь около восемнадцати лет. Природа сдержала все свои обещания, придав ее красоте строгую и обаятельную законченность форм. В изящных, благородных чертах ее лица сквозила первозданная чистота. По характеру и уму она осталась все тем же ребенком, каким мы ее знали. Ей еще не исполнилось и тринадцати лет, когда герцог де Кастро, которого она в день венчания видела в первый и последний раз, был убит при осаде Эдена. На время траура король поместил юную вдову в парижский монастырь Святых Дев, и там она обрела столько тепла и участия, ей так полюбился этот образ жизни, что она попросила отца позволить ей хоть на время остаться в обществе добрых монахинь и своих подруг. Нельзя было не исполнить столь благочестивого желания, и Генрих вызвал Диану из монастыря только месяц назад, когда коннетабль Монморанси, опасаясь растущего влияния Гизов на дела государя, испросил для своего сына руку дочери короля и его фаворитки.

В течение месяца, проведенного при дворе, Диана быстро снискала всеобщий почет и поклонение, "ибо, — говорит Брантом в "Книге о знаменитых женщинах", — она была очень добра и никому не делала зла, имея великое, возвышенное сердце и весьма благородную, чуткую и добродетельную душу". В ней не было никакой злобности, никакой резкости. Так, однажды, когда кто-то сказал в ее присутствии, что французская принцесса крови должна быть отважна и что робость ее слишком отдает монастырем, она в несколько дней научилась верховой езде и не уступала ни одному наезднику в смелости и изяществе. С той поры она стала ездить с королем на охоту, и Генрих все больше и больше подпадал под обаяние милой девушки, без всякой задней мысли старавшейся угождать ему и предупреждать его малейшие желания. Диане было разрешено навещать отца в любое время, и он всегда был ей рад.