Александр Дюма - Дюма. Том 03. Две Дианы

Так продолжалось шесть часов, с часу дня до семи вечера.

В семь часов стемнело, и неприятель забил отбой. И когда последний испанец покинул последний атакуемый редут, Габриэль, обессилев от усталости и счастья, упал на руки стоявших рядом людей.

С триумфом его отнесли в ратушу.

Раны Габриэля были не страшны, и его забытье длилось недолго. Когда он очнулся, подле него сидел сияющий адмирал Колиньи.

— Адмирал, не сон ли это? — спросил Габриэль. — Сегодня неприятель опять пошел на страшный приступ, и мы опять его отбили?

— Да, друг мой, и не без вашей помощи, — ответил Гаспар.

— Значит, восемь дней, что предоставил мне король, истекли? — воскликнул Габриэль. — Слава Богу!

— А чтобы окончательно поставить вас на ноги, я пришел к вам с отличными известиями, — продолжал Колиньи. — Оборона Сен-Кантена позволила наладить оборону всей территории. Один из моих лазутчиков, ухитрившийся повидать коннетабля, обнадежил меня как нельзя более на этот счет. Господин де Гиз прибыл в Париж с пьемонтской армией и вместе с кардиналом Лотарингским готовит город и людей к обороне. Обезлюдевший и разрушенный Сен-Кантен теперь уже не сможет выдержать ближайшего штурма, но его и наша задача выполнена. Франция спасена, мой друг!

— Ах, адмирал, вы не знаете, как вы осчастливили меня! — обрадовался Габриэль. — Но позвольте спросить вас вот о чем. Не из пустого тщеславия я задаю вам такой вопрос. Вы меня теперь достаточно знаете, чтобы поверить этому. В основе этого вопроса лежит очень веское, очень важное побуждение, поверьте. Вот он: считаете ли вы, господин адмирал, что удачной обороной за последние восемь дней Сен-Кантен в некоторой мере обязан мне?

— В полной мере, друг мой, в полной мере! — ответил Гаспар де Колиньи с благородной прямотой. — В день прибытия вы видели, что я не решался взять на себя страшную ответственность, которой сенкантенды хотели обременить мою совесть. Я отбирался сам сдать испанцам ключи от города. На другой день вы завершили свой подвиг, введя в город подмогу и подняв тем самым дух осажденных. Я уж не говорю о ваших превосходных советах нашим инженерам и саперам. Не говорю и о блестящей храбрости, какую вы всегда и повсюду проявляли при каждом штурме. А кто четыре дня назад словно чудом спас город от ночной атаки? А кто еще сегодня был так неслыханно храбр и удачлив, что продлил казавшееся уже невозможным сопротивление? Это все вы, мой друг, вы, находившийся одновременно повсюду, по всей линии обороны! Недаром наши солдаты называют вас не иначе, как капитан "Сам-Пятьсот", Габриэль. Говорю вам с искренней радостью и глубокой благодарностью: вы — первый и единственный спаситель этого города, а следовательно, и Франции.

— О, благослови вас Бог за ваши добрые и снисходительные слова, господин адмирал! Но простите меня за такой вопрос: не будете ли вы добры повторить их его величеству?

— Таково не только мое желание, но и мой долг, — сказал Колиньи, — а вам ведомо, что долгу своему Гаспар де Колиньи не изменяет никогда.

— Какое счастье! И как я буду вам обязан, адмирал! Но позвольте просить вас еще об одном одолжении: пожалуйста, никому не говорите о той помощи, которую мне удалось вам оказать в вашем славном труде. Пусть о ней знает только король. Тоща он увидит, что я трудился не ради славы и шума, а ради верности своему слову. Теперь-то он имеет полную возможность отблагодарить меня наградой, тысячекрат более завидной, чем все почести и титулы в его королевстве.

— Ну, это, видно, и впрямь великолепная награда, — ответил адмирал. — Дай Бог, чтоб король не поскупился на нее. Я, во всяком случае, поступлю согласно вашему желанию. Габриэль.

— Ах, — воскликнул Габриэль, — как давно я не испытывал такого душевного покоя! Теперь я весело взойду на валы и буду биться там с легким сердцем. Разве железо и свинец посмеют коснуться человека, полного надежд?

— Все же не слишком-то полагайтесь на это, — улыбаясь, ответил адмирал. — Теперь доступ в город почти открыт, и достаточно нескольких пушечных выстрелов, чтобы снести последние укрепления. К тому же у нас не хватает солдат. Первый же приступ отдаст крепость в руки неприятеля, не будем обольщаться на этот счет.

— А не может ли подоспеть нам на помощь господин де Гиз?

— Господин де Гиз не станет рисковать своими солдатами ради города, уже на три четверти взятого, и это будет вполне разумно с его стороны. Пусть он держит их в сердце Франции, где они сейчас необходимы. Сен-Кантен обречен, и теперь ему остается только пасть со славою, к чему мы должны приложить свою руку. Нужно, чтобы победа над Сен-Кантеном обошлась испанцам дороже, чем поражение!

— Ну что ж, пусть так! — весело подхватил Габриэль. — Для забавы продержимся еще два, три, четыре дня, сколько придется. Это даст герцогу де Гизу еще немного времени.

Действительно, Филипп II и его военачальник Филибер-Эммануил, разъяренные долгой задержкой перед городом, не рискнули после десяти безумных приступов пойти на одиннадцатый, не имея полной уверенности в успехе. Как и в прошлый раз, они сделали трехдневную передышку и в течение этих трех дней ограничивались только обстрелом.

За это время адмирал и виконт д’Эксмес всячески пытались заделать проломы в стенах, но, к несчастью, рабочих рук не хватало.

Уже к полудню 26 августа в городе не сохранилось ни одной уцелевшей стены. Дома зияли пустотой, а солдаты, не составляя сплошной единой цепи, торчали поодиночке на главных укрепленных пунктах.

Габриэль сам убедился в этом. Фактически город был взят еще до того, как был подан сигнал на приступ. Но неприятелю не пришлось войти в город через ту брешь, которую защищал Габриэль. Вместе с ним были дю Брейль и Жан Пекуа. Они втроем так яростно сражались, творили такие чудеса удали, что сумели трижды отбить напор осаждающих. Габриэль целиком отдался радости боя, и Жан Пекуа так восхищался его ударами, что, зазевавшись, чуть не погиб сам. Габриэлю пришлось дважды спасать жизнь своего почитателя. Горожанин тут же на месте поклялся виконту в преданности и верной службе.

Но несмотря на эти героические усилия, город уже не мог сопротивляться, и вскоре враги наводнили улицы Сен-Канте-на. Итак, после семнадцати дней осады и одиннадцати штурмов город сдался.

Со времени прибытия Габриэля прошло двенадцать суток! Он сдержал обещание, данное королю, превысив назначенный срок на четверо суток!

Поначалу вражеские солдаты занялись грабежом в пылающем городе, но Филибер тут же принял крутые меры и водворил порядок. Когда адмирал Колиньи предстал перед ним, тот встретил его с должным почетом.