Александр Дюма - Дюма. Том 02. Асканио

— A-а, наконец-то я нашел тебя, проклятый шпион! Наконец-то, подлый Мармань, ты у меня в руках! Разбойник! Похититель чужих тайн! Защищайся, злодей!

— Неужели вы полагаете, месье, — высокомерно отвечал Мармань, пытаясь говорить пренебрежительным тоном аристократа, — что виконт де Мармань снизойдет до какого-то школяра Жака Обри и согласится скрестить с ним шпагу?

— Но если виконт де Мармань не снизойдет до Жака Обри, то Жак Обри снизойдет до виконта де Марманя и проткнет его шпагой!

В подтверждение своих слов Жак приставил к груди виконта шпагу и, проткнув камзол, слегка пощекотал противника ее острием.

— Спасите! Убивают! — завопил Мармань.

— Ори, ори сколько душе угодно! — подзадоривал Жак. — Прежде чем кто-нибудь тебя услышит, ты умолкнешь навеки! Единственный для тебя выход — драться. Итак, предупреждаю: защищайся, виконт!

— Ну, погоди! Коли ты сам этого захотел, узнаешь, как драться с виконтом де Марманем!

Мармань, как мы уже имели возможность убедиться, не был храбрецом, но, подобно всем дворянам того рыцарского времени, получил военное воспитание. Более того, он слыл неплохим фехтовальщиком. Говорили, правда, что эта репутация скорее спасала его от дуэлей, чем помогала побеждать дуэлянтов. Как бы то ни было, но, видя, что противник яростно нападает, виконт обнажил шпагу и встал в позицию по всем правилам фехтовального искусства.

Однако если Мармань считался хорошим фехтовальщиком в придворных кругах, то Жак Обри славился непревзойденной ловкостью среди школяров и членов корпорации судейских писцов. Итак, каждый из них с самого начала понял, что имеет дело с достойным противником. Но у Марманя было огромное преимущество: его шпага была на шесть дюймов длиннее шпаги Жака, которую тот отнял у пажа. Это обстоятельство не слишком мешало Жаку Обри при защите, но затрудняло нападение.

В самом деле, Марманю, который был на целых шесть дюймов выше Жака и к тому же вооружен более длинной шпагой, ничего не стоило удерживать противника на почтительном расстоянии. И сколько Жак ни атаковал, ни делал выпадов, ни прибегал к обману, виконту достаточно было сделать шаг, чтобы оказаться вне досягаемости. Между тем, несмотря на ловкую защиту Жака, шпага Марманя уже дважды или трижды коснулась его груди, а школяр при всем своем проворстве неизменно промахивался.

Обри понял, что еще немного — и он погиб. И решил пойти на хитрость. Чтобы одурачить противника, он притворился, будто продолжает защищаться, прибегая к выпадам и обманам, а сам незаметно, дюйм за дюймом, стал подбираться к виконту. Очутившись на достаточно близком от него расстоянии, школяр словно нечаянно открылся. Мармань, увидя это, сделал выпад. Жак, конечно, не был застигнут врасплох: он отбил удар, а потом, воспользовавшись тем, что шпага противника оказалась над его головой, бросился вперед и быстрым, ловким выпадом ранил виконта, причем коротенький клинок ушел в грудь виконта по самую рукоятку. Мармань издал душераздирающий вопль смертельно раненного человека, страшно побледнел, уронил шпагу и упал навзничь.

В это время невдалеке проходил сторожевой патруль. Услышав крик, увидев пажа, подававшего отчаянные знаки, а также собравшуюся у ворот толпу, стражники прибежали на место происшествия. Жак все еще держал в руке окровавленную шпагу, и, разумеется, его тут же арестовали. Школяр хотел было оказать сопротивление, но в эту минуту начальник патруля гаркнул:

— Обезоружить негодяя и отвести в Шатле!

Обрадованный приказом, Жак покорно отдал шпагу и последовал за стражниками в Шатле, восхищаясь мудростью Провидения, по воле которого он убил сразу двух зайцев: попал в тюрьму к Асканио и отомстил виконту де Марманю.

На сей раз Жака Обри беспрепятственно водворили в королевскую крепость. Надзиратель и привратник долго совещались, не зная, куда его поместить, так как тюрьма была переполнена. В конце концов эти почтенные господа пришли к соглашению. Привратник, жестом приказав Жаку следовать за собой, заставил его сойти вниз на тридцать две ступеньки, открыл дверь, втолкнул заключенного в совершенно темную камеру и запер за ним дверь.

Ослепленный резким переходом от яркого света к полной тьме, Жак Обри несколько мгновений не мог прийти в себя. Где он? Неизвестно. Близко от Асканио или нет — трудно сказать. В коридоре, по которому его только что вели, он видел, кроме двери своей камеры, еще две запертые двери. Но как бы то ни было, цель его достигнута — он под одной крышей с Асканио.

Но нельзя же век стоять на одном месте. Поэтому, увидев шагах в пятнадцати в противоположном конце камеры проблеск света, Жак осторожно шагнул в том направлении, но тут же оступился, скользнул вниз по трем или четырем ступенькам и, вероятно, ударился бы головой о стену, но споткнулся обо что-то мягкое и шлепнулся на пол. Таким образом, ему удалось отделаться только легкими ушибами.

Препятствие, на которое так удачно налетел школяр, издало глухой стон.

— Извините, пожалуйста, — промолвил Жак, поднимаясь и вежливо снимая шапку. — Я, кажется, наступил на кого-то или на что-то. Я никогда не совершил бы такой неучтивости, будь здесь посветлей. Извините меня!

— Вы наступили на то, что в течение шестидесяти лет было человеком, а теперь скоро станет трупом, — ответил голос.

— В таком случае, — сказал Жак, — я еще больше сожалею, что потревожил вас. Как и подобает перед смертью доброму христианину, вы, вероятно, каялись Богу в содеянных вами грехах?

— Я уже давно покаялся, господин школяр. Я грешил, как любой человек, но зато страдал, как мученик, и, надеюсь, когда Господь взвесит мои дела, чаша страданий перетянет чашу грехов.

— Да будет так! — воскликнул Обри. — Всем сердцем желаю вам этого. А теперь, дорогой товарищ по несчастью, скажите, пожалуйста, если разговор не слишком вас утомляет, каким чудом вы узнали, что я школяр? Я говорю "дорогой", ибо надеюсь, что вы простили мою неучтивость. Впрочем, я о ней не жалею: ведь благодаря ей я познакомился с вами.

— Я догадался об этом по вашему платью, а главное, по чернильнице, которая висит у вас на поясе на том месте, где дворяне носят кинжал.

— По моему платью и чернильнице?.. Но послушайте, дорогой сотоварищ, если не ошибаюсь, вы сказали, что умираете?

— Да, пришел конец моим земным страданиям! И надеюсь, что, уснув сегодня на земле, я завтра пробужусь на Небесах.

— Я ничего не имею против этого, — ответил Жак, — но позвольте заметить, что положение, в котором вы находитесь, отнюдь не располагает к шуткам.