Александр Дюма - Дюма. Том 02. Асканио

— Какая чудесная безделушка! — воскликнул король, протягивая руку к золотому цветку.

— Не правда ли, ваше величество? — сказал Бенвенуто, будто невзначай отводя руку. — Работа заслуживает того, чтобы герцогиня щедро вознаградила юного мастера, не правда ли?

— Именно это я и собираюсь сделать, — ответила герцогиня д’Этамп, — причем моей награде позавидует сам король.

— Но вы же знаете, мадам, что, несмотря на ценность награды, Асканио предпочитает совсем другое. Что поделаешь, герцогиня! Мы, художники, народ своенравный и часто пренебрегаем тем, чему, по вашим словам, позавидовал бы сам король.

— И все же Асканио придется довольствоваться той наградой, которую предложу ему я, — краснея от гнева, ответила герцогиня. — Я уже сказала вам, Бенвенуто, что не изменю своего решения.

— В таком случае, ты скажешь мне по секрету, чего хочет Асканио, и, если это не слишком трудно, мы постараемся уладить дело, — снова протягивая руку за лилией, произнес Франциск I.

— Взгляните повнимательнее на эту вещицу, ваше величество, — сказал Бенвенуто, передавая Франциску I золотой цветок. — Хорошенько рассмотрите каждый лепесток, и вы поймете, что для такого шедевра нет достойной награды.

При этих словах Бенвенуто устремил на герцогиню пронзительный взгляд, но она так хорошо владела собой, что и бровью не повела, когда лилия очутилась в руках Франциска I.

— В самом деле, вещь чудесная, — ответил король. — Но где вы отыскали этот великолепный бриллиант, который так сверкает в чашечке цветка?

— Это не я, ваше величество, — с обезоруживающим простодушием ответил Челлини. — Бриллиант дала моему ученику сама герцогиня.

— Я никогда не видел у вас этого камня, герцогиня. Откуда он?

— Откуда? Очевидно, оттуда же, откуда берутся и другие бриллианты: из алмазных россыпей Гузерата или Голконды.

— О, ваше величество, у этого бриллианта своя история, и, если вам угодно, я расскажу ее, — предложил Бенвенуто. — Мы с ним старинные друзья: этот камень трижды побывал в моих руках. Первый раз я украсил им тиару его святейшества папы; затем, по распоряжению Климента VII, я вделал его в крышку требника, подаренного его святейшеством императору Карлу Пятому, а Карл Пятый велел вставить его в перстень, желая, очевидно, иметь этот камень на всякий случай при себе — ведь он стоит дороже миллиона. Ваше величество, наверное, заметили у императора перстень?

— В самом деле! — воскликнул король. — При нашей встрече в Фонтенбло я видел у него кольцо с таким камнем. Каким же образом бриллиант попал к вам, герцогиня?

— Да-да, расскажите, пожалуйста, как эта драгоценность перешла от императора к вам! — проговорила Диана, и глаза ее заблестели от радости.

— Если бы этот вопрос задали вам, госпожа Диана, — заметила герцогиня д’Этамп, — вы, разумеется, не затруднились бы на него ответить — ведь некоторые интимные вещи вы рассказываете не только своему духовнику.

— Однако вы так и не ответили на вопрос короля, мадам, — пропустив мимо ушей колкость, заметила Диана де Пуатье.

— Так как же все-таки попал к вам этот бриллиант? — повторил Франциск.

— Спросите у Бенвенуто, — ответила герцогиня, бросая своему противнику последний вызов.

— Говори, Челлини, да поскорей, мне надоело ждать, — приказал король.

— Хорошо, — ответил Бенвенуто. — Должен сознаться, что при виде этого камня у меня, как и у вас, сир, зародились странные подозрения. Вы знаете, ваше величество, мы с герцогиней одно время были врагами; вот мне и хотелось узнать какую-нибудь тайну, которая уронила бы ее в ваших глазах. Я принялся за поиски и узнал…

— Что именно?

Челлини бросил быстрый взгляд на герцогиню и увидел, что она улыбается. Такое сомообладание, свойственное ему самому, понравилось художнику, и, вместо того чтобы одним ударом покончить с ней, он решил продлить поединок, как это делает уверенный в себе борец, желая блеснуть силой и ловкостью при встрече с достойным противником.

— Так что же ты узнал? — настаивал король.

— Я узнал, что герцогиня попросту купила бриллиант у ростовщика. Кстати, ваше величество, хочу вам сообщить следующее: вступив в пределы Франции, император истратил очень много денег, он даже вынужден был заложить бриллианты. А госпожа д’Этамп с истинно королевской щедростью скупает то, что Карл не может сберечь по бедности.

— А ведь недурно, честное слово!.. — воскликнул Франциск I, вдвойне польщенный и как любовник, и как король. — Но, дорогая герцогиня, — прибавил он, обращаясь к г-же д’Этамп, — вы, наверное, совсем разорились на покупке бриллианта, и, право, мы считаем своим долгом возместить вам этот расход. Не забудьте, что Франциск Первый ваш должник. В самом деле, камень изумительно хорош, и мне хотелось бы, чтобы вы имели его не от императора, а от французского короля.

— Благодарю вас, Челлини, — прошептала герцогиня — Я начинаю верить, что мы действительно сумеем понять друг друга.

— О чем вы шепчетесь? — спросил король.

— О, сущие пустяки, ваше величество! Я извинился перед герцогиней за свое подозрение, и она соблаговолила простить меня; я тем более ценю ее великодушие, что вслед за этим первым подозрением зародилось второе, более серьезное.

— Какое же? — спросил Франциск I.

Диана, которая отнюдь не была одурачена этой комедией, ибо ненависть делала ее прозорливой, так и впилась взглядом в соперницу.

Герцогиня поняла, что поединок с неутомимым противником еще не окончен, и на ее лицо набежала тень страха, но следует отдать должное самообладанию красавицы: это выражение тотчас же исчезло. Более того, воспользовавшись минутной рассеянностью короля, она снова попыталась забрать у него лилию. Однако Бенвенуто, как бы невзначай, встал между нею и Франциском I.

— Какое? О! Это подозрение поистине чудовищно, — сказал, улыбаясь, художник. — Я просто стыжусь его и не знаю, не будет ли с моей стороны дерзостью говорить о нем. Только строжайшее приказание вашего величества могло бы заставить меня…

— Я вам приказываю! Говорите! — произнес король.

— Хорошо. Прежде всего признаюсь откровенно, хоть причиной этому служит, быть может, наивное тщеславие художника, но я очень удивился, что герцогиня поручила ученику заказ, который мог осчастливить любого мастера. Вы помните моего ученика Асканио, ваше величество? Прелестный юноша! И, клянусь, он мог послужить дивной моделью для статуи Эндимиона.

— Ну, и что же дальше? — нетерпеливо спросил король, хмурясь от подозрения, закравшегося в его душу.

На этот раз герцогиня, несмотря на все самообладание, не могла скрыть своих терзаний: она ясно читала в глазах Дианы де Пуатье злорадное любопытство и, кроме того, прекрасно знала, что если Франциск I способен простить ей государственную измену, то ни за что не простит измены сердечной.