Джон Голсуорси - Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 10

Динни услышала шепот отца: «Ей-богу, она права», увидела, как судья высунул голову; его лицо было повернуто к ответчице, губы полураскрыты.

— Насколько я понял, вы сказали, что не могли оставаться с мужем, не теряя уважения к себе?

— Да, милорд.

— И вы считаете, что, уйдя от него вот так, вы не теряете уважения к себе?

— Нет, не теряю, милорд.

Судья слегка приподнялся всем корпусом и стал поворачивать голову из стороны в сторону, словно стараясь, чтобы его слова были обращены не к определенному лицу, а в пространство:

— Что ж, мистер Инстон… Не думаю, чтобы имело смысл настаивать на этом пункте. Ответчица, видимо, твердо решила не отвечать.

Его глаза, скрытые под опущенными веками, словно продолжали следить за чем-то невидимым.

— Если вашей милости угодно… Еще раз, леди Корвен, вы отрицаете прелюбодеяние с мистером Крумом?

— Решительно отрицаю.

— Благодарю вас.

Динни глубоко вздохнула и приготовилась — сейчас наступит пауза, а затем раздастся тягучий голос:

— А разве вы, замужняя женщина, не считаете прелюбодеянием то, что вы принимали молодого мужчину у себя в каюте, оставались с ним наедине в своей квартире в половине двенадцатого ночи, провели с ним ночь в автомобиле и всюду бывали с ним в отсутствие вашего мужа?

— Само по себе это не прелюбодеяние.

— Прекрасно. Вы утверждаете, что до знакомства на пароходе никогда с соответчиком не встречались. Можете вы тогда объяснить, почему со второго же дня вашего пребывания на пароходе вы уже были с ним необычайно дружны?

— Сначала я не была с ним дружна.

— Ну как же! Все время вместе, верно?

— Часто, но не все время.

— Часто, но не все время — со второго дня?

— Да, пароход есть пароход.

— Совершенно верно, леди Корвен. И вы никогда до тех пор с ним не встречались?

— Насколько мне известно, нет.

— Цейлон ведь не так уж необъятен, и круг общества там ограничен?

— Да.

— Состязания в поло, в крикет и другие развлечения… ведь на них постоянно бывают одни и те же лица.

— Да.

— И все-таки вы никогда не встречали мистера Крума? Странно, не правда ли?

— Вовсе нет. Мистер Крум жил на плантации.

— Но он, вероятно, играл в поло?

— Да.

— А вы, как известно, ездите верхом и вообще интересуетесь спортом?

— Да.

— И все-таки вы с ним не встречались?

— Я уже сказала, что нет. Вы можете спрашивать меня до завтра, я буду отвечать то же самое.

Динни перевела дыхание. Перед ней на мгновение мелькнул образ Клер в детстве, когда ее спрашивали про Оливера Кромвеля.

А сочный голос продолжал:

— Вы, вероятно, не пропускали в Канди ни одного состязания в поло?

— Нет, старалась не пропускать.

— И однажды вы принимали у себя участников состязания?

Динни увидела, что Клер нахмурилась.

— Да.

— Когда это было?

— Кажется, в июне прошлого года.

— Мистер Крум тоже был среди участников, не правда ли?

— Если и был, то я его не видела.

— Принимали его у себя, но не видели?

— Не видела.

— Разве хозяйки дома в Канди обычно не замечают своих гостей?

— Насколько я помню, было очень много народу.

— А теперь взгляните, леди Корвен, на программу этого состязания, может быть, она освежит вашу память.

— Я прекрасно помню это состязание,

— Но вы не помните мистера Крума ни на площадке, ни потом, у вас в доме?

— Нет, не помню. Я очень интересовалась игрой местной команды, а потом было слишком много народу. Если бы я его помнила, я бы сразу так и сказала.

Динни почудилось, что прошло бесконечно много времени, прежде чем последовал новый вопрос.

— Я все же предполагаю, что вы встретились на пароходе не как чужие.

— Вы можете предполагать что угодно, но это не так.

— Это вы так говорите.

Уловив шепот отца: «Черт бы его побрал!», — Динни коснулась плечом его плеча.

— Вы слышали показания стюардессы? Это был единственный раз, когда соответчик приходил к вам в каюту?

— Единственный, когда он зашел больше чем на минутку.

— А он заходил еще?

— Раз или два, чтобы взять или вернуть книгу.

— А тогда он пробыл у вас… сколько времени? Полчаса?

— Минут двадцать.

— Двадцать минут… И что же вы делали?

— Я показывала ему фотографии.

— А почему же не на палубе?

— Не знаю.

— Вам не пришло в голову, что это нескромно?

— Я об этом не думала. У меня было множество любительских фотографий и карточек моих родных.

— Но не было ничего, что вы не могли бы показать ему в гостиной или на палубе?

— Думаю, что нет.

— Вы, вероятно, надеялись, что никто этого не заметит?

— Повторяю, я об этом не думала.

— Кто из вас предложил пойти к вам в каюту?

— Я предложила.

— А вы знали, что ваше положение очень двусмысленно?

— Да, но никто, кроме меня, этого не знал.

— Ведь вы могли показать ему карточки где угодно? Не думаете ли вы, что поступили довольно странно, решаясь на столь компрометирующий поступок, и притом без всякого основания?

— Показать их в каюте было всего проще. Кроме того, это были семейные фотографии.

— И вы, леди Корвен, хотите нас уверить, что между вами за эти двадцать минут решительно ничего не произошло?

— Перед уходом он поцеловал мне руку.

— Это уже кое-что, но не ответ на мой вопрос.

— Не было ничего такого, что могло бы удовлетворить вас.

— Как вы были одеты?

— К сожалению, вынуждена сообщить вам, что была совершенно одета.

— Милорд, могу я попросить, чтобы меня оградили от подобных острот?

Динни была восхищена тем спокойствием, с каким судья сказал:

— Отвечайте, пожалуйста, только на вопросы.

— Хорошо, милорд.

Клер вышла из-под навеса и стояла теперь у самого барьера, положив на него руки. На ее щеках выступили красные пятна.

— Вы, вероятно, стали любовниками еще на пароходе?

— Нет, и никогда не были.

— Когда вы снова увидели соответчика, после того как сошли на берег?

— Примерно через неделю.

— Где?

— Недалеко от имения моих родителей в Кондафорде.

— Что вы в это время делали?

— Я ехала в машине.

— Одна?

— Да, я занималась предвыборной вербовкой голосов и возвращалась домой пить чай.

— А соответчик?

— Он был в своей машине.

— Что же он, так с неба и свалился?

— Милорд, прошу оградить меня от подобных острот!

Динни услышала, как в публике захихикали, затем раздался голос судьи, который, казалось, опять обращался в пространство:

— Какою мерой мерите, такою и вам отмерится, мистер Броу.

Хихиканье усилилось. Динни не могла удержаться и взглянула на Броу. Его красивое лицо было какого-то неописуемого винно-багрового цвета. Черты «юного» Роджера выражали и удовольствие и озабоченность.

— Каким образом соответчик очутился на этой глухой дороге в пятидесяти милях от Лондона?