Симо Матавуль - Баконя фра Брне

— Что? Разве настоятель умер? — спросил Баконя.

— Где же ты был, бедненький? — спросил Грго. — Что с тобой? Я с самого утра все спрашиваю: где молодой Еркович? Почему его нет, когда он мне больше всего нужен? Ты знаешь, что сегодня у нас будет обедать самое малое двадцать священников и провинциал?

— И провинциал?.. Значит, настоятель все же помер?

— Нет, он будет ждать, пока ты проснешься, — сказал Буян. — Умер ровно в час пополуночи, а в церковь перенесли его в семь утра. Уже три мессы отслужили. Сейчас, думаю, твой дядя читает четвертую.

— Как же так? Разве можно служить мессу в ограбленной церкви?

— Косой переправился на ту сторону, в ближайший приход, и фра Томе принес дарохранительницу и все, чему полагается быть в алтаре, понял? — пояснил повар. — Иди-ка, мой мальчик, выпей кофейку, потом сходи в церковь, приложись к руке настоятеля и тотчас возвращайся. В случае, если фра Баре, или дядя, или кто другой станут тебя задерживать, скажи, что я прошу тебя отпустить, что ты мне нужен, очень нужен. А ты, Анте, можешь идти.

— Неужто мы нынче оскоромимся? — спросил Баконя, завтракая. — Ведь сегодня второй день великого поста.

— Для подобных казусов и существует диспенсациум [11] Разрешение не совершать церковного обряда (лат.) . , — произнес Буян с таким видом, словно хотел сказать: «Эх, Баконя, ты даже не понимаешь, что такое диспенсациум!»

— А комиссия еще здесь? — продолжал выспрашивать Баконя.

— Их еще с утра черт унес. Закончили опись до того, как внесли тело. Фра Тетка считает, что убыток равен примерно двадцати тысячам талеров. А эта бабья морда — судья и ркачий козел-врач хохотали, глядя на изуродованных святых.

— О, чертов ркач! — скрипнув зубами, проворчал Баконя и пошел в церковь.

Шесть боковых престолов были затянуты черными покрывалами. Посреди церкви лежал покойный настоятель на том же самом катафалке, который послужил уже Дышлу и многим другим до него. У изголовья собралось человек тридцать крестьян, мужчин и женщин, земляков и сородичей покойного фра Вице. Баконя удивился: «Когда же они успели прибыть?» На главном престоле святому Франциску уже заделали продырявленный глаз и смыли усы; перед ним стояли искусственные цветы и теплилось множество свечей, гораздо больше, чем обычно ставилось у трех алтарей. Слюнтяй служил мессу. Справа и слева от него, кроме своих, стояло на коленях еще шесть-семь фратеров. Кое-кого из них Баконя видел на проще, но большинство было ему незнакомо.

Из церкви Баконя побежал на черную кухню. Кухня тоже оказалась битком набита заречными, там тоже готовился обед. Чужие люди заполняли мельницу и кузню. Баконе приятно было услышать слова одного из крестьян:

— Видите вон того послушника? Это племянник Квашни, но, ей-богу, не ему чета. Вчера переплыл реку на лошади не хуже Сердара! Подумать только — ребенок! А ведь, говорят, он не умеет плавать!

— Знаем мы отлично Баконю! — заметил другой крестьянин, монастырский испольщик.

Баконя побежал было к переправе, но, увидав на берегу Сердара, остановился. Увалень и Корешок стояли с паромом на той стороне и, кажется, пререкались с ожидавшими переправы крестьянами. Гостей было много, они толкались, желая поскорее попасть на паром. Острый взгляд Бакони тотчас распознал в толпе отца и дядьев: Храпуна, Ругателя, Сопляка и Культяпку. Был с ними и маленький зврлевский священник. (Как ни странно, так уж повелось, что в зврлевский приход посылали всегда самого неказистого фратера. Из двадцати трех фра Ерковичей, которые «быша и священствовавша», от силы трое священствовали у себя на родине.) Баконя решил вернуться к Навознику. По пути он все думал о несчастном Жбане и до того разжалобился, что до окончания готовки обеда даже не вышел к Космачу, хотя тот дважды посылал за ним Буяна.

Баконя, Буян, Косой и какой-то городской послушник — «макаронник» — с трудом поспевали прислуживать фратерам за столом. Лис почему-то заупрямился и носу не казал из послушнической трапезной. Кот читал житие. Взгляд Бакони то и дело украдкой останавливался на провинциале, сидевшем во главе стола. Это был грузный старик с двойным подбородком. Он дремал даже за обедом, и весь его вид говорил: «Ох, если бы вы знали, до чего все это мне надоело!» Провинциал жил не в городе, а в ближайшем к городу монастыре и уже давно занимал это высокое положение. Баконя слышал, что старик известный глаголяш [12] Глаголяш — католический священник, отправляющий богослужение на церковнославянском языке и использующий книги, написанные глаголицей — славянским алфавитом, созданным Константином Философом (Кириллом). .

Баконя только к концу обеда заметил некое обстоятельство, которое его больше всего удивило. Когда кончилась спешка, его подтолкнул Буян и спросил:

— Ну как, к лицу ему?

— Что к лицу? Кому к лицу?

— Экой ты, брат! Коту монашеская сутана! Не видишь, что он «облачился»?! Неужто не знал?

— О господи Иисусе! О пресвятая дева! — воскликнул Баконя, глядя на стоявшего за аналоем Кота в новенькой сутане, подхваченной белой, как снег, веревкой. Благодаря капюшону его длинная шея казалась еще длиннее, а кошачьи глазки, за которые он и получил свое прозвище, еще более кошачьими. Баконя удивился, как это он сразу не заметил, а потом подумал, что события в монастыре нарастают с молниеносной быстротой: в минуту происходит то, на что раньше требовались годы! «Но как же так? Разве его уже посвятили в дьяконы? Когда?»

На все эти вопросы он вскоре получил ответы.

«Нет, еще не посвятили, но посвятят завтра, когда изберут нового настоятеля. Правда, Кот еще не доучился, но монастырю нужен дьякон, а Клоп не вернется. Впрочем, не будь Кузнечный Мех, дядя Кота, старым приятелем провинциала, ничего бы не вышло. Фра Слюнтяй добивался, чтобы посвятили в дьяконы Лиса, но без толку, вот Лис и злится. Поэтому же Слюнтяй тотчас по окончании «всех этих дел» уйдет в освободившийся приход, Лиса же переведут в другой монастырь… И еще новость: один из братьев фра Тетки привез сына, и он останется здесь послушником».

Эти новости произвели на Баконю глубокое впечатление, а последняя даже исправила ему настроение. Значит, теперь он уже не младший послушник!.. Конечно, не младший, ведь он идет тотчас за Буяном! Значит, примерно годика через два, самое большее три — его посвятят в дьяконы, придется только засесть за книги!.. И как следует! Хорошо и то, что станет двумя фратерами меньше и задавака Лис уберется прочь! Сущая благодать! Баконе хотелось пуститься в пляс.

И снова у него закружилась голова при мысли о том, как все быстро произошло! В течение одной ночи! А ведь всего бы этого не было, если бы ркачи не ограбили монастырь и если бы скоропостижно не скончался настоятель! Господи, прости! Невольно человек обрадуется!.. Впрочем, пути господни неисповедимы, как говорит нам богословская наука!