Виктор Ардов - С подлинным верно

А с другой стороны, чего я так себя нагружаю? Человек я — не жадный, зарабатываю вполне прилично… А вот такой уж характер: как увижу договор — рука сама его подписывает. Условный рефлекс, что ли?

…Меня привезли из студии телевидения прямо домой. Но я этого не помню. Только что уехала неотложка, немного полегчало, вот я и взялся за дневник… Но писать, собственно, нечего.

Вчера приходили из студии, из нашего театра и из театра им. Варламова: выражали мне соболезнование по поводу болезни. Старый дружок мой Васька Окулицкий сказал, глядя на то, как я тяжело дышу: «Все мы, самоеды, этим кончаем…» «Кто, кто?» — переспросил я. «А самоеды — артисты, которые сами себя съедают в непосильной работе…»

Что ж, он прав — Вася Окулицкий. Я и сам понимаю, что есмь сущий самоед…

Директор нашего театра спрашивал меня обиняками: когда я надеюсь войти опять в репертуар. Обещал я к концу месяца. Но думаю начать работать раньше: очень уж жмут с «Ленфильма», я им срываю план… Приезжали из Киевской киностудии. Оставили сценарий почитать. Говорят: роль — просто на меня написана. Очень захотелось сниматься, но ответа я им не дал.

Нет, нет, не буду сниматься в Киеве. Надо наконец повести правильную жизнь!..

Тайком от жены уехал в ЦДРИ на вечер встречи со зрителями. Ничего особенного не делал: посидел немного в президиуме, произнес речушку минут на восемь о том, что есть еще у нас артисты, которые гонятся за сверхзаработками в ущерб собственному здоровью и искусству. Имел большой успех. Приехал домой.

Неотложка была два раза. Подробно допишу потом. А сейчас тайком от жены, от тещи и домработницы одеваюсь. Пора в радиостудию записываться для научно-популярной передачи «Можно ли объять необъятное и есть ли жизнь на других планетах». Ночью киносъемка, поеду в киностудию. Утром репе…

На этом кончается последняя страница той части дневника, которую мы нашли. Была ли следующая страница написана многострадальным автором?

Представитель из центра — солидный работник полутворческого-полуорганизационного профиля вторую неделю находился в ответственной командировке в областном городе. Товарищ Торопов — так звали этого работника — обследовал местные учреждения культуры. И вот, когда он однажды вошел в помещение здешней филармонии, секретарша директора поспешно известила его:

— Сергей Павлович и наш худрук — оба сейчас на просмотре: приехала эстрадная бригада, так перед тем, как разрешить им выступать у нас, решено сперва поглядеть: чего они, так сказать, дают в концерте.

И секретарша показала рукою на афишу, прикрепленную на трех гвоздях к стене. Афиша была сугубо провинциальная, как сразу же отметил про себя Торопов. Исполненная переливчатой краской, называемой «шанжан» — от синего тона до темно-красного, — она вмещала несколько клише с фотографиями участников концерта. Фотографии были плохие, «заретушированные» до такой степени, что лица были похожи на карикатуры. Шрифты афиши — старомодные и безвкусные, с завитушками — сообщали развязное название программы:

А НУ, ПРИХОДИТЕ К НАМ,

НЕ ПОЖАЛЕЕТЕ!..

И по всему листу были разбросаны имена исполнителей: «Анна Светозарная — песни настроений… Анатолий Леонардо — иллюзионный акт… Е. Купаткина и В. Гнилорыбов — акробаты… С. Чибряков — аккордеон… С. Чарская и Э. Дверский — скетч… Владимир Поддужный — конферанс и интермедии».

Торопов снисходительно ухмыльнулся, прочитав все это.

— А где происходит просмотр? — спросил он.

— В нашем зале… здесь же, на втором этаже… Я могу проводить, — поспешно отозвалась секретарша.

И через три минуты Торопов уже входил в сыроватую темноту зрительного зала. На плохо освещенной сцене, сидя на стуле, играл аккордеонист с надменным лицом. Видно было, что он очень уважает себя за умение пользоваться этим сложным музыкальным инструментом. А в проходе между восьмым и девятым рядами за столом сидели местные руководители по части искусств. Они встали, заметив приближение Торопова. Тот шепотом попросил их сесть и занял место рядом с заведующим областным отделом культуры.

— Вот полюбуйтесь, какую халтурку нам еще приходится прослушивать, — на ухо Торопову сказал этот заведующий.

И действительно, номера в этом концерте были как на подбор. Пожилая певица с дребезжащим голосом фальшиво исполняла избитые и пошлые песенки. Фокусник, называемый в афише «иллюзионный акт», с трудом проделывал нехитрые штуки с папиросами, картами, шариками и бумажными цветами до такой степени грязными и изорванными, что делалось просто жалко и его и себя. Худенькие полуголые акробаты копошились на грязной ковровой дорожке в метр длиною. Густо нагримированные актер и актриса неправдоподобными голосами кричали друг на друга, изображая ссоры супружеской четы в нелепом «скетче». Но неприятнее всех был конферансье — он же фельетонист и куплетист — Владимир Поддужный. Он подмигивал зрителям, ненатурально и хрипло смеялся, выгибал руки колесом и сыпал старыми остротами…

Торопов не усидел до конца программы. Вслед за «товарищем из центра» покинул зал и директор филармонии. Уступая дорогу в свой кабинет Торопову, он грустно заметил:

— Вы подумайте только: эти нахалы эстрадники требуют, чтобы мы им дали письменную мотивировку нашего отказа от бригады… Придется собрать что-то вроде комиссии и вынести резолюцию…

— Это когда будет происходить? — спросил Торопов.

— В три часа мы думаем собраться… Если вы пожелаете тоже присутствовать, нам будет очень приятно, разумеется…

— Не исключено, что я зайду, — важно заметил Торопов и протянул руку директору. — Только вы не забудьте подготовить мне те данные по симфоническим выступлениям вашего оркестра…

— Как же, как же, уже перепечатывается все…

Торопов вышел на улицу и вдруг сообразил, что до трех часов ему, собственно, делать нечего. И посему направился в гостиницу, где ему был отведен номер типа «люкс» (по местным условиям).

В вестибюле гостиницы Торопов заметил двух или трех артистов из бригады, которую только что смотрел. Они хлопотливо вносили и выносили свой разнообразный и типичный для гастролеров багаж: чемоданы и корзины со следами пребывания во многих населенных пунктах. Как видно, обслуживающего персонала в бригаде не было, и артисты сами привычно и ловко обходились с тяжелыми вещами…

Степенно проследовав мимо, Торопов взял свежие газеты в киоске у лифта и поднялся к себе в номер. Он прилег на диван, снявши галстук и пиджак. Почитал газету и незаметно для себя задремал. Проснулся от стука в дверь.