Александр Дюма - Собрание сочинений в 50 т. Том 50 (2001). Рассказы

Затем эти первые видения исчезли, уступив место образам еще более дорогим.

Бедному Джону казалось, что у него жар, сильный жар и во время самых жестоких приступов этой горячки у его постели в слезах молится его отец.

И поскольку для Джона этот сон имел все приметы яви, ему доставляло великую радость уже одно только присутствие отца, которого он не видел с тех пор, как покинул Европу, — другими словами, лет пять. Кроме того, пока старый отец молился за своего сына, лихорадка у Джона отступала и он чувствовал себя поправившимся, приятно освеженным; и напротив, стоило старику прекратить молиться, лихорадка возвращалась, причем более сильная, чем прежде.

Впрочем, после этого сна, в отличие от тех, что всегда возбуждают, а не успокаивают, Джон почувствовал себя гораздо лучше: беспокойство его сменилось глубокой печалью, а на глаза невольно наворачивались слезы, поскольку это сновидение было для него знаком того, что отец умер и, видя с Небес его страдания, спустился на время, чтобы облегчить их.

Двадцать пятого июня, на пятый день катастрофы, к несчастным, потерпевшим кораблекрушение, стала подступать смерть.

Двое скончались от голода, один внезапно умер от апоплексического удара, один медленно угас от тоски и страха.

С тех пор как жертвы кораблекрушения вновь обрели присутствие духа в той степени, чтобы делиться своими мыслями, капитан и первый помощник всякий раз говорили, что, едва только море успокоится, надо приняться за постройку плота.

Задуманный ими плот был единственной надеждой всех, и Бремнер и Уэйд получили полную поддержку.

Когда начался штиль и поверхность моря стала гладкой как зеркало, приступили к осуществлению этого грандиозного замысла.

Для постройки плота имелись фок-рея, бушприт и множество обломков рангоута, тянувшихся за кораблем.

За работу взялись лучшие пловцы; ни в дереве, ни в тросах недостатка не было, и к полудню следующего дня плот был готов.

Теперь встал вопрос о том, кому на нем плыть.

Капитан, его жена и Уэйд вступили на него первыми. Хотя Джон Маккей не был таким же поклонником этого средства спасения, как его товарищи, их пример заставил решиться и его.

Он спустился на плот и занял на нем место.

Однако, поскольку все сделали то же самое, плот оказался настолько перегруженным, что это грозило ему пойти ко дну.

И тогда началась страшная борьба, подобная той, какую вынуждены вести между собой умирающие от голода.

Сильные сталкивали с плота слабых, и тем приходилось возвращаться на только что оставленные ими снасти и крюйс-марс.

Некоторые при этом утонули, настолько они ослабели; происходило это все до того, как плот отплыл, и расстояние от него до судна было не больше, чем длина каната, которым он был привязан.

Перед тем как трос был обрублен, Джон Маккей спросил у капитана Бремнера, имеет ли тот какое-нибудь представление о том, в какой стороне находится земля, и полагает ли он, что есть какая-нибудь вероятность быстро узнать это.

Капитан совершенно не знал, где они находятся, и поэтому ничего не ответил.

Тогда Джон, протянув руку, остановил матроса, собиравшегося перерубить канат, и стал заклинать капитана во имя его самого и во имя его жены вернуться на марс и не рисковать, вверяясь плоту, который, по его мнению, не дает никакой надежды на спасение.

Однако эти просьбы никак не повлияли на капитана, и, поскольку г-жа Бремнер заявила, что она не покинет мужа, трос был перерублен и плот отчалил.

Джон, чувствуя себя пристыженным, отплыл вместе с ними. Грести пришлось обломками досок: они были содраны с обшивки судна и матросы с помощью ножей придали им форму лопаты.

Спустя примерно полчаса Уэйд подошел к Джону, тяжело вздыхая.

— Что такое? — спросил Джон.

Уэйд покачал головой.

— Вы были правы, — сказал он, — и когда мы отплывали, и теперь. У нас нет ни компаса, ни буссоли, мы совершенно не знаем, в какой стороне земля, и идем на верную смерть. На крюйс-марсе мы, по крайней мере, возвышались над водой — мы могли увидеть какое-нибудь судно, и нас могли заметить, а на этом плоту мы затеряны среди волн и у нас нет даже такой надежды на спасение.

— Что ж, — сказал Джон, — тогда давайте вернемся на судно.

Уэйд бросил взгляд на два раскачивающихся над водой марса, на мучеников, гроздями висящих над бездной, и, оценив расстояние, сказал:

— У нас не хватит сил добраться до него вплавь.

— Конечно, но ради того чтобы облегчить плот, нас привезут туда обратно.

Маккей тотчас же сообщил своим спутникам, что он и первый помощник хотят вернуться к судну, и, как он и предвидел, все постарались оказать содействие этому возвращению.

Подплыв к корабельным снастям, Уэйд и Маккей ухватились за них; через несколько секунд они взобрались на свое прежнее место, а плот вновь отчалил.

Казалось бы, расставание должно было огорчить людей, которые вместе страдали шесть дней и которым в дальнейшем предстояло испытывать судьбу порознь, но ничуть не бывало: эгоизм, уныние и страх смерти вытеснили из их душ все другие чувства.

Оставшиеся на плоту равнодушно провожали глазами двух помощников капитана, взбирающихся обратно на марс, а люди на марсе следили безразличным взглядом за удаляющимся плотом.

Единственным человеком, к кому все относились с подлинным участием, была бедная г-жа Бремнер; она сносила все страдания с удивительным мужеством, и от нее вместо жалоб и стонов, которые позволяли себе самые сильные мужчины, вплоть до этого часа можно было услышать только слова утешения.

Сначала ее присутствие, казалось, тяготило мужа; несомненно, это чувство пришло к нему из-за того, что он понимал: г-жа Бремнер в глубине души с трудом, особенно после замечаний Джона Маккея, прощает мужу то, что он навлек на нее такую опасность; однако, по мере того как капитан начал ощущать, что силы его истекают, он снова стал нуждаться в жене, чуть ли не цеплялся за нее, не отходил от нее и не позволял ей отходить от него.

Все долго следили глазами за плотом; наконец к вечеру он пропал из виду.

Некоторое время взгляды оставшихся на судне все еще были направлены в ту сторону, где скрылся плот.

Затем наступила ночь, сдавив все мраком; многострадальные жертвы кораблекрушения оказались, словно узники, в полной тьме.

На рассвете, в первых лучах солнца, в кильватере «Юноны» был замечен какой-то плавающий предмет.

Все глаза обратились к нему, и те, кто оставался на марсах и снастях, разглядели, к своему великому удивлению, плот, отплывший накануне; однако возвращался он со стороны, противоположной той, куда удалился.

Вначале люди на плоту гребли до полного изнеможения, но нетрудно понять, какие силы могли быть у тех, кто совершенно ничего не ел в течение семи дней; затем, отчаявшись, они улеглись друг рядом с другом в ожидании того, как Богу будет удобно распорядиться их судьбой.