Александр Дюма - Собрание сочинений в 50 т. Том 50 (2001). Рассказы

— Да, — пробурчал Паскуаль, — будто у нас такое замечательное правосудие, что в Севилье не совершается ни грабежей, ни убийств.

— Это дело не короля, метр Паскуаль, a primer asis-tente [23] Букв, «первый помощник» (исп.) .

— А почему же primer asistente не выполняет своих обязанностей?

— Ну не может же он выявлять всех виновных в преступлениях, совершаемых в большом городе!

— Однако он должен это делать, и если бы я был на месте дона Педро, не дай Бог, я бы заставил primer asis-tente это делать.

— А каким образом, Паскуаль?

— Я бы потребовал от него ответа за грабежи — деньгами за деньги и за убийства — голова за голову!

— При таких условиях кто же согласится занять этот пост?

— Первый же порядочный человек, монсеньер!

— Но в наши дни, — смеясь, заметил дон Педро, — порядочный человек — невероятная редкость.

— Потому что их ищут в городах, монсеньер! — вмешался Мануэль.

— Черт побери! Метр Паскуаль, по-моему, у вашего парня гораздо больше здравого смысла, чем можно было бы ожидать судя по его возрасту, — сказал дон Педро, — хоть он и немногословен, но каждый раз, когда он говорит, он говорит разумно. Хотелось бы мне вас видеть primer asistente, мой добрый хозяин, так как вы несомненно обладаете главным качеством, которое вы полагаете необходимым для этой должности.

— Вы смеетесь, монсеньер, — сказал Паскуаль, — однако, если бы мое скромное положение все же позволило мне когда-нибудь занять столь высокий пост, то, уверяю вас, я не отступил бы перед любым расследованием и, даже не сумев предупредить преступление, во всяком случае уже совершенное, привлек бы к ответственности виновного, сколь могуществен он бы ни был, будь то барон, принц или король!

— Видите ли, — заявил дон Педро после некоторого раздумья, — бывают такие действия, которые народ считает преступлением, поскольку видит только результаты и не знает побудительных их причин, в то время как для тех, кто правит, они являются политической необходимостью.

— На это и возразить нечего, — отвечал Паскуаль, — очевидно, я не стал бы обвинять короля ни в изгнании жены, ни в убийстве великого магистра ордена святого Иакова, ни в любовной связи с куртизанкой Падильей. Во всем, что касается престола, король должен держать ответ только перед Богом. Я же говорю о вооруженных грабителях, способных за минуту разорить целую семью, я говорю об убийцах, кинжалами и шпагами проливающих по ночам кровь на улицах Севильи, — то есть обо всем том, что было бы подсудно мне, а не о том, что составляет исключительное право короля.

— Наши знатные гости устали, — поспешно сказала Хуана, с беспокойством следя за высказываниями мужа, — они, наверное, предпочтут пойти отдохнуть, чем выслушивать твои глупости.

— Ты права, жена, — согласился Паскуаль, — но сеньоры меня извинят: когда я случайно начинаю говорить на эту тему, мне необходимо сказать все, что я об этом думаю.

— И поскольку вы, наверное, еще не все сказали, мой добрый хозяин, — добавил дон Педро, — я обещаю вам, что рано или поздно мы вернемся к этому разговору.

— Будьте осторожны, монсеньер, — заметил Паскуаль, — говоря это, вы тем самым берете на себя обязательство еще раз посетить наше бедное жилище.

— И я сделаю это с удовольствием, особенно если твоя кровать так же хороша, как ужин. Спокойный ночи, хозяин!

— Да хранит вас Бог, сеньор кавалер!

Кивнув на прощание и махнув рукой Мануэлю и Хуане, король вместе с доном Феррандо де Кастро направился в отведенную им комнату.

Как только они ушли, Хуана с упреками набросилась на мужа.

— Ну, поработали вы на славу, есть чем гордиться, Паскуаль! — возмущалась она, скрестив на груди руки и не сводя с него глаз. — А если эти сеньоры перескажут ваши слова королю, что вы тогда будете делать? Это ли не безумие, я вас спрашиваю, — порицать короля, говорить о придворных, о судьях, обо всей севильской знати? Вам-то что за дело, я вас спрашиваю, до того, что король расстался с женой, убил брата и живет с куртизанкой? Вы здесь в покое и безопасности, вам-то какая разница, убивают на улицах Севильи или нет? Откуда такое сочувствие к дуракам, позволяющим уносить их сундуки? Бог мой! Занимайтесь своими коровами и сбором урожая — в этом вы толк знаете — и не лезьте в дела государственные, в чем вы ничего не смыслите!

— Но, послушай, жена! (Паскуалю с трудом удалось вставить слово в поток обрушившихся на него обвинений.) Разве я сказал неправду?

— Правду, неправду! Можно подумать, что это важно! Да, вы сказали правду, ну и что? Вы сказали это людям поважнее, чем вы, вот что плохо! Вам кажется, что если вы честный человек, платите подати, ходите к обедне, снимаете перед всеми шляпу, то можете говорить все, что вам придет в голову? Дай Бог, чтобы вы не испытали на своей собственной шкуре, во что это обойдется!

— Все, что мне пошлет Бог, все к счастью, жена, — отвечал Паскуаль, обнимая Хуану.

Как все сильные натуры, он был чрезвычайно кроток и в подобных обстоятельствах уступал поле битвы, удаляясь к себе. Хуана продолжала ворчать, но, так как в обеденной комнате оставался один Мануэль, с непреклонностью поддерживающий отца во всем, она не стала объясняться с ним и вскоре присоединилась к мужу. После ухода гостей и родителей Мануэль сел за стол, поел только одно кушанье, запил его водой и, покончив с обычным ужином горца, расстелил медвежью шкуру перед дверью, ведущей в комнату гостей, улегся на ней и заснул.

На следующее утро, едва занялась заря, дон Педро и граф Феррандо де Кастро распрощались с Хуаном Паскуалем, пообещав ему, что он скоро о них услышит.

Не прошло и недели после описанных нами событий, как в дверь Хуана Паскуаля постучал гонец и объявил, что он принес исключительно важное известие. Самого достойного фермера не было дома, но Хуана впустила прибывшего и принялась расспрашивать его, горя желанием узнать, с чем он пришел, а так как у него не было никаких оснований скрывать правду, то очень быстро она выяснила, что по королевскому повелению ее муж вызван в Севилью, в Алькасар. Это известие, подтверждающее все ее опасения, так потрясло несчастную женщину, что посланец был вынужден всячески ее успокаивать, объясняя, что судя по тому, какой вид и голос были у дона Педро, когда тот отправлял его на поиски Хуана Паскуаля, ее мужу, следует полагать, не грозит никакая опасность. Но вплоть до прихода мужа и сына эти заверения не возымели действия на Хуану.

Фермер встретил новость, так взволновавшую его жену, с присущим ему самообладанием; со спокойствием человека, которому не в чем себя упрекнуть, он выслушал незнакомца, попросил, однако, у него дать ему время поесть и переодеться и, так как обед уже стоял на столе, пригласил гонца разделить с ним трапезу.