Сельма Лагерлеф - Том 4. Император Португальский. Возница. Предание о старом поместье. Перстень рыбака

Она говорит матери о своем желании, но та, видно, разгадала причину желания дочери и начинает возражать.

— Разве тебе плохо здесь? Ведь в другие дни ты хотела лежать здесь.

Она не делает ничего, чтобы исполнить желание дочери, и продолжает сидеть не шелохнувшись. Сестра Эдит чувствует себя, как в ту пору, когда была ребенком и просила мать о чем-нибудь, чего та не хотела исполнить. И, как тогда, она начинает просить и хныкать, искушая терпение матери.

— Матушка, мне так хочется перебраться в большую комнату. Позови Густавссона и сестру Марию, пусть перенесут меня туда. Моей кровати недолго придется там стоять.

— Сама увидишь, что лучше там тебе не будет, и запросишься назад, — говорит мать, но все же выходит и возвращается с друзьями дочери.

Счастье еще, что она лежит на маленькой легкой деревянной кровати, на которой спала в детстве, и им втроем — сестре Марии, Густавссону и матери — нетрудно перенести ее.

Как только ее вынесли из дверей, она сразу же бросает взгляд в сторону кухни и сильно удивляется тому, что не видит его. Ведь на этот раз она была так уверена.

Она так сильно разочарована, что не разглядывает эту поделенную на три части комнату, которая хранит так много воспоминаний, а закрывает глаза. И тут в ней снова возникает ощущение, что возле двери находится кто-то чужой. «Не может быть, чтобы я ошибалась, — думает она, — кто-то здесь есть, либо он, либо кто-то другой».

Она снова открывает глаза и пристально оглядывает комнату. И тут она с трудом различает, что у дверей что-то темнеет. Что-то неотчетливое и неясное, как тень.

Мать наклоняется над ней.

— Тебе здесь не полегче? — спрашивает она.

Девушка кивает и шепчет, что рада находиться здесь. Но думает не о комнате, а все время лежит и смотрит на дверь. «Что там может быть?» — удивляется она и чувствует, что для нее важнее жизни узнать это.

Сестра Мария вдруг встала так, что загородила дверь, и она изо всех сил стала умолять ее отойти чуть-чуть в сторону.

Они поставили ее кровать в часть комнаты, именуемую гостиной и расположенную в противоположном конце по отношению к двери. Полежав здесь немного, она шепчет матери:

— Я уже поглядела на гостиную, теперь хочу поглядеть на столовую.

Она замечает, что ее мать и друзья обмениваются огорченными взглядами и покачивают головами. Она решает, что они боятся перенести ее поближе к тени у двери.

Она бросает на мать и друзей умоляющий взгляд, и они переносят ее, не пытаясь возражать.

Теперь, находясь в столовой, гораздо ближе к двери, она видит, что там стоит какая-то темная фигура со странным инструментом в руках. Это точно не он, но, во всяком случае, кто-то, с кем ей очень важно встретиться.

Ей необходимо придвинуться к нему поближе, и она с робкой улыбкой подает знак, чтобы ее перенесли в кухню. Больная видит, что мать это так сильно огорчает, что она начинает плакать. В душе девушки возникает смутное ощущение того, что мать сейчас вспоминает, как Эдит девочкой сидела на полу перед плитой, раскрасневшаяся от огня, и рассказывала ей обо всем, что было с ней в школе, а мать в это время готовила ужин. Она понимает, что матери видится ее дочь повсюду, что с каждой вещью в доме связаны воспоминания, что она уже начинает сгибаться под тяжестью надвигающегося на нее одиночества. Но сейчас она не должна думать о матери. Она не должна думать ни о чем, кроме главного, кроме того, что она должна успеть сделать за отпущенное ей короткое время.

Ее перенесли в противоположный конец комнаты, и теперь она наконец отчетливо видит то невидимое, что стоит у двери. Это человек в черном плаще с капюшоном, надвинутым на лицо. В руке он держит длинную косу. Ей не приходится сомневаться ни мгновения, она понимает, кто это.

«Это смерть», — думает она. И ей становится страшно, оттого что смерть пришла слишком рано. Сама же по себе она ей страха не внушает.

Когда несчастную больную перенесли к дверям, пленник Смерти, лежащий на полу, съежился, словно стараясь сделаться меньше, чтобы девушка его не заметила. Он замечает, что она не отрывает взгляда от двери, видно что-то видит там. Он не хочет, чтобы она увидела его. Это было бы для него слишком большим унижением. Ее взгляд не встречается с его взглядом. Она смотрит не на него, и ясно, что заметила она не его, а Георга.

Когда ее постель придвинули совсем близко к ним, он видит, что она кивком головы позвала Георга. Георг плотнее запахивает плащ, будто мерзнет, и подходит к ней. Она смотрит на него с жалобной, умоляющей улыбкой.

— Ты видишь, я не боюсь тебя, — шепчет она почти беззвучно. — Я охотно последовала бы за тобой, но прошу тебя погодить до утра, чтобы я смогла выполнить великое поручение, ради которого Господь послал меня в этот мир.

Она говорит с Георгом, а Давид Хольм в это время поднял голову, чтобы лучше разглядеть ее. Он видит, что святая возвышенность ее души придала ей невиданную красоту, нечто гордое, высокое, недостижимо прекрасное, неодолимо притягивающее, и он не в силах отвести от нее глаз.

— Ты, верно, не слышишь меня? — спрашивает она Георга. — Наклонись ко мне пониже. Я должна поговорить с тобой так, чтобы другие не слышали.

Георг наклоняется над ней так низко, что капюшон почти касается ее лица.

— Ты можешь говорить тихо! — отвечает он. — Я все равно тебя услышу.

И она начинает шептать ему так тихо, что никто из троих людей, стоящих возле ее постели, не слышит ее слов. Ей внимают лишь возница и призрак, лежащий на полу.

— Не знаю, известно ли тебе, что мне назначено сделать, но мне непременно нужно дотянуть до утра, чтобы я могла увидеть одного человека и уладить с ним все. Ты не знаешь, как скверно я с ним поступила. Я была слишком самонадеянной и смелой. Как смогу предстать пред ликом Господним я, причинившая им такое горе?

Глаза ее широко раскрыты от страха, она задыхается, но продолжает, не дожидаясь ответа:

— Я должна сказать тебе, что жду человека, которого люблю. Ты понимаешь меня? Человека, которого я люблю.

— Но послушай, сестра, этот человек…

Она не хочет слушать его ответа, покуда не скажет ему все, покуда не уговорит его.

— Ты видишь, я попала в беду, потому и говорю это тебе. Нелегко мне признаваться, что я люблю именно этого человека. Стыдно было мне, что я столь низко пала, что полюбила человека, связанного узами с другой. Я противилась этому чувству, я боролась с ним. Мне казалось, что я, призванная помогать людям, исправлять несчастных и заблудших, стала хуже самого скверного из них.

Георг молча гладит рукой ее лоб, позволяя ей продолжать.

— Однако худшее унижение не в том, что я люблю женатого. Самое отвратительное то, что это скверный и злой человек. Сама не знаю, почему я бросила себя под ноги этому негодяю. Я хотела, я надеялась найти в нем хоть крупицу хорошего, но каждый раз обманывалась. Видно, сама я скверная, раз мое сердце могло так ошибиться. О, неужто ты не можешь понять, что я не могу уйти, не сделав последней попытки, не увидев, что он раскаялся?