Сельма Лагерлеф - Том 4. Император Португальский. Возница. Предание о старом поместье. Перстень рыбака

Это была первая школа в приходе, и все жители находили, что это очень здорово, что ее удалось построить. Ведь прежде у звонаря Свартлинга не было иного выхода, как вместе с учениками переходить от одного двора к другому.

Вплоть до 1860 года, когда этот новый дом был закончен, ему приходилось менять помещение для занятий каждые две недели, и частенько он вместе со своими маленькими учениками был вынужден сидеть в той же комнате, где хозяйка готовила еду, а хозяин стоял у верстака и столярничал, где старики целыми днями лежали в постели и под скамьей стояла клетка с курами.

Тем не менее обучение проходило успешно, ибо звонарь Свартлинг был человеком, умевшим сохранять свою высокую репутацию при любых обстоятельствах. Но все же ему, наверное, было приятно получить возможность работать в комнате, которая использовалась только как школьный класс. Здесь уже никто не загромоздит стены откидными кроватями и не завесит их полками с посудой и рабочей утварью. Заслоняющий свет ткацкий станок не будет стоять здесь прямо перед окном, и уже никакая соседка не зайдет поболтать и выпить кофе прямо посреди уроков.

Нет, здесь он получил возможность развесить по стенам картинки из библейской истории, изображения животных и портреты шведских королей. Здесь у детей появились настоящие маленькие парты с низенькими скамейками, и им уже не надо было тесниться вокруг высокого стола с откидными краями, из-под которого едва виднелись кончики носов. У звонаря Свартлинга была здесь собственная кафедра с полочками и ящиками, где он держал большие классные журналы. Тут он выглядел во время занятий гораздо более величественно, чем в прежние времена, когда частенько спрашивал урок, сидя у самой плиты, и когда за спиной у него полыхал огонь, а на полу перед ним сбивались стайкой ребятишки. Здесь у него было определенное место для доски и крюки для карт и таблиц, и их уже больше не приходилось, как раньше, прислонять к дверцам шкафов и спинкам диванов.

Теперь он знал, где у него лежат гусиные перья, и имел возможность учить детей чертить прямые линии и овалы, чтобы весь приход мог писать так же красиво, как и он сам. Теперь стало возможным научить детей разом вставать и выходить из класса ровным солдатским строем. Просто конца не было тем изменениям к лучшему, которые стали возможными с постройкой дома для школы.

Но как бы все ни радовались школе, не обошлось без того, что родители почувствовали некоторое отчуждение от своих детей с тех пор, как они стали в нее ходить. Было такое впечатление, будто дети приобщились к чему-то новому и благородному, а для старших это недоступно. Но думать так было вовсе не верно. Они ведь должны были радоваться, что детям досталось так много хорошего, чего сами они были лишены.

В тот день, когда Ян из Скрулюкки решил отправиться на школьный экзамен, они с маленькой Кларой Гуллей, как обычно, шли, держась за руки, всю дорогу как добрые друзья-приятели. Но когда Клара Гулля подошла поближе и увидела собравшихся перед школой ребят, она вырвала свою руку из его руки и перешла на другую сторону дороги. А как только они оказались у школы, она и вовсе бросила его, присоединившись к детской компании.

Во время экзамена Ян из Скрулюкки сидел на стуле поблизости от кафедры учителя, на почетном месте среди господ и членов школьного совета. Ему пришлось занять это место, так как иначе он смог бы видеть только затылок Клары Гулли, сидевшей в первом ряду, справа от кафедры, где были места для самых маленьких. Никогда в прежние времена он не уселся бы на столь почетное место, но отцу такой девочки, как Клара Гулля, незачем было считать себя хуже других.

С того места, где сидела Клара Гулля, невозможно было не видеть отца, но она даже не взглянула в его сторону. Он словно не существовал для нее.

Зато взгляд Клары Гулли был прикован к учителю. Он был занят опросом старших детей, которые сидели слева от кафедры. Они должны были читать вслух, показывать на карте города и страны и считать на доске. У учителя просто и времени не было взглянуть на малышей, сидящих справа. Конечно же, ничего бы не случилось, если бы Клара Гулля покосилась на отца, но она даже не поворачивала головы в его сторону.

Немного утешало его только то, что и все остальные дети вели себя точно так же. Они сидели, устремив маленькие ясные глаза на учителя. Эти крошки делали вид, что понимают, когда он говорил что-нибудь смешное, и тут же начинали толкать друг друга локтями и смеяться.

Для родителей, наверное, было неожиданным видеть, как прилично ведут себя дети на экзамене. Но звонарь Свартлинг был удивительным человеком. Он мог подвигнуть их на что угодно.

Ян из Скрулюкки, со своей стороны, начал понемногу смущаться и волноваться. Он уже больше не был уверен, что там сидит его собственная дочурка, а не чей-то чужой ребенок. Внезапно он взял и перебрался с места среди членов школьного совета поближе к двери.

Наконец опрос старших детей закончился и очередь дошла до малышей, которые только-только научились правильно читать. Запас знаний, которым они обладали, был невелик, но на несколько вопросов должны были ответить и они. Им предстояло показать, что они знают по истории сотворения мира.

Сперва надо было ответить на вопрос, кто же создал мир, и с этим они справились. А вот затем, к несчастью, вышло так, что учитель спросил, знают ли они еще какое-нибудь имя Создателя, кроме имени «Бог».

Вот тут-то они и попались, все эти маленькие первоклашки. Их щеки зарделись, они морщили лбы, но никак не могли придумать ответ на этот вопрос — вопрос на сообразительность.

Со скамеек, где сидели старшие дети, замахали руками, зашептали и захихикали. Но все восемь малышей поджали губы и не могли выдавить из себя ни слова, ни Клара Гулля, ни кто-нибудь другой.

— Есть молитва, которую мы читаем каждый день, — сказал учитель. — Как мы там называем Бога?

И тут Клара Гулля уловила! Она поняла, что учитель хочет, чтобы они ответили, что называют Бога Отцом, и подняла руку.

— Как мы называем Бога, Клара Гулля? — сказал учитель.

Клара Гулля поднялась из-за парты. Щеки ее пылали, а маленький хвостик косички стоял торчком на затылке.

— Мы называем Его Ян, — ответила она громко и отчетливо.

По всей школе тут же прокатился легкий смешок. И господа, и члены школьного совета, и родители, и дети, все заулыбались, и даже учитель, казалось, развеселился.

— Клара Гулля, наверное, хотела сказать «Отец», — сказал он, — но вместо этого она сказала «Ян», потому что ее собственного отца зовут Яном. Однако нам не следует так уж удивляться этой маленькой девочке, ибо, я думаю, вряд ли найдется в этой школе ребенок, у которого был бы такой хороший отец, как у нее. Я видел, как он стоит, поджидая ее перед школой в дождь и непогоду, и как он приносит ее в школу в метель, когда дорога завалена снегом. Нет ничего удивительного в том, что она говорит «Ян», когда хочет назвать самое лучшее, что ей известно.