Сельма Лагерлеф - Том 4. Император Португальский. Возница. Предание о старом поместье. Перстень рыбака

Ей привиделось, будто она бродит по всему громадному господскому дому. Она шла через множество залов и комнат, где мебель была в серых чехлах, люстры и картины обернуты тюлем, а на полу лежал толстый слой пыли, взлетающей под ее ногами. Но вот наконец она дошла до комнаты, в которой никогда прежде не бывала. Это была совсем маленькая комнатка, а стены и потолок в ней были почему-то черные. Но, приглядевшись, Ингрид увидела, что они вовсе не были окрашены черной краской или задрапированы черной материей. Черной комната казалась потому, что здесь стены и потолок были сплошь заняты висящими на них летучими мышами. Эта комната была не что иное, как гигантское гнездо летучих мышей. В одном из окон было выбито стекло, и становилось понятно, каким образом они проникли сюда в таком невероятном количестве, что смогли заполонить стены и потолок. Они висели неподвижно, погруженные в зимнюю спячку, и даже не пошевельнулись, когда Ингрид вошла в комнату.

Но зрелище это внушило ей такой ужас, что она задрожала с ног до головы. Жутко было наблюдать эту массу тварей, которыми была увешана вся комната. Их черные крылья обернулись вокруг туловищ наподобие плащей, каждая из них вцепилась в стену единственным своим длинным когтем и висела на нем, погруженная в мертвый сон.

Все это Ингрид видела отчетливо, и она думала про себя, знает ли юнгфру Става о том, что летучие мыши заполонили в доме целую комнату.

И ей привиделось, будто она подошла к юнгфру Ставе и спросила ее, была ли она в этой комнате и видела ли там летучих мышей.

— Конечно, видела, — ответила ей юнгфру Става. — Это их комната. Разве вы не знаете, мамзель Ингрид, что у нас в стране в каждом старом поместье одну комнату оставляют для летучих мышей?

— Никогда об этом не слыхала, — ответила Ингрид.

— Поживете с мое на белом свете, мамзель Ингрид, тогда и поймете, что я говорю правду, — сказала юнгфру Става.

— Не понимаю, как можно терпеть в доме эту нечисть, — сказала Ингрид.

— Приходится, — возразила юнгфру Става. — Эти летучие мыши — птицы госпожи Скорби, и она повелела нам приютить их здесь.

Ингрид видела, что юнгфру Става больше не хочет об этом говорить. Она вновь принялась за вышивание, но из головы у нее не шли слова домоправительницы, и она все думала, кто же эта госпожа Скорбь, что забрала здесь в доме такую власть и даже сумела вынудить юнгфру Ставу отдать одну из комнат в доме летучим мышам.

И только она так подумала, как увидела из окна черный санный возок в упряжке черных коней, остановившийся около веранды.

Она увидела, как из дома вышла юнгфру Става и присела в почтительном реверансе. Из возка появилась старая дама в длинном черном бархатном плаще с падающим на плечи многослойным воротником. Она была сгорбленная и передвигалась с трудом. Ей даже тяжело было переставлять ноги, чтобы взойти на ступеньки лестницы.

— Ингрид, — сказала советница, поднимая взгляд от вязанья, — мне кажется, я слышу, что приехала госпожа Скорбь. Это ее колокольчик звенел. Заметила ли ты, что в ее экипаже никогда не бывает бубенцов, а лишь один малюсенький колокольчик? Но он слышен, он слышен! Спустись в прихожую, Ингрид, и попроси госпожу Скорбь пожаловать сюда.

Сойдя в прихожую, Ингрид увидела, что госпожа Скорбь стоит на веранде и беседует с юнгфру Ставой. Ее они не заметили.

Ингрид с удивлением увидела, что сгорбленная старая дама прячет под своим широким многослойным воротником нечто похожее на черный траурный креп. Он был очень тщательно спрятан от посторонних глаз. Ингрид долго пришлось приглядываться, прежде чем она обнаружила, что это была пара больших крыльев летучей мыши, которые госпожа Скорбь таким способом пыталась скрыть.

Девушка еще больше заинтересовалась старой дамой и попробовала разглядеть ее лицо, но та стояла к ней спиной и смотрела во двор, так что это оказалось невозможным. Тем не менее, когда госпожа Скорбь протянула руку домоправительнице, Ингрид увидела, что один палец у нее значительно длиннее других, а на конце его торчит длинный загнутый коготь.

— Ну что, тут в усадьбе все, как прежде? — спросила гостья.

— Да, милостивая госпожа Скорбь, — ответила юнгфру Става.

— И вы не сажали ни цветов, ни деревьев? Не прокладывали мостки? Не очищали аллею от сорняков?

— Нет, милостивая госпожа.

— Так все и должно быть, — сказала милостивая госпожа. — Надеюсь, вы не посмели искать рудную жилу или вырубать лес, который наступает на поля?

— Нет, милостивая госпожа.

— И не чистили колодцы?

— Нет, не чистили.

— Нравится мне это место, — сказала госпожа Скорбь. — Тут мне хорошо. Если так будет продолжаться еще несколько лет, то мои птицы смогут занять весь дом. Вы очень добры к моим птицам, юнгфру.

В ответ на эту похвалу юнгфру Става смиренно поклонилась.

— Ну а как обстоят дела в доме? — спросила госпожа Скорбь. — Как вы отпраздновали Рождество?

— Как обычно, — ответила юнгфру Става. — Ее милость целыми днями сидит у себя в гостиной и вяжет. Она думает только о сыне, а о празднике и не вспоминает. Так что у нас не было ни свечей, ни подарков.

— Ни елки, ни рождественской трапезы?

— Мы даже в церковь не ездили, милостивая госпожа, даже свечей на окна утром не ставили.

— Чего ради станет советница чествовать Сына Божия, если Бог не хочет исцелить ее сына?

— Правда ваша, с какой стати?

— Он сейчас дома, я полагаю. Может, ему лучше?

— Нет, ему не лучше. Он все такой же пугливый.

— И он по-прежнему ведет себя как простолюдин? Не заходит в господские покои?

— Нет, в комнаты он не заходит. Вы ведь знаете, милостивая госпожа, что он боится советницы.

— И он кормится на кухне, а спит в людской?

— Да, так оно и есть.

— И вы не знаете, как излечить его?

— Нет, не знаем, не ведаем.

Госпожа Скорбь немного помолчала. Когда она вновь заговорила, голос ее звучал резко и сурово.

— Все вроде бы очень хорошо, юнгфру Става, и тем не менее я не вполне довольна вами.

В тот же миг она обернулась и пристально посмотрела в лицо Ингрид.

Девушка отпрянула назад. У старой дамы было маленькое морщинистое лицо, сужающееся книзу, так что подбородок был почти не заметен. Зубы ее напоминали зубья пилы, а на верхней губе густо росли волосы. Вместо бровей у нее были кустистые хохолки, а кожа была совершенно коричневая.

Ингрид удивилась, как это юнгфру Става не видит, кто перед ней. Госпожа Скорбь не человек, она просто-напросто зверушка.

Увидев Ингрид, госпожа Скорбь ощерила рот, так что стали видны ее острые зубы.

— Когда вот эта появилась здесь, — сказала она, обращаясь к юнгфру Ставе, — вы решили, что она послана вам. Увидев ее глаза, вы решили, что она послана сюда для того, чтобы спасти его. Она, дескать, умеет обращаться с помешанными. Ну, и что из этого вышло?