Франц Кафка - Неизвестный Кафка

299. Мне было разрешено войти в чужой сад. При входе пришлось преодолеть некоторые затруднения, но в конце концов какой-то мужчина, привстав из-за столика, воткнул мне в петлицу темно-зеленую метку, проколотую булавкой.

— Это, наверное, орден, — сказал я в шутку, однако мужчина только слегка похлопал меня по плечу, словно желая успокоить, но почему надо было меня успокаивать?..

Обменявшись взглядами, мы пришли к молчаливому соглашению, что теперь я могу войти. Однако, пройдя несколько шагов, я вспомнил, что еще не заплатил. Я хотел вернуться, но как раз в этот момент увидел, что у столика стоит высокая дама в походном плаще из желтовато-серой грубой материи и отсчитывает на столе крохотные монетки.

— Это за вас, — крикнул мне через плечо низко склонившейся дамы тот мужчина, по-видимому, заметив мое беспокойство.

— За меня? — недоверчиво переспросил я и оглянулся назад, проверяя, не относится ли это к кому-то другому.

— Эта вечная мелочность, — сказал какой-то господин, который подошел по лужайке, медленно перешел мне дорогу и пошел по лужайке дальше. — За вас. За кого же еще? Здесь один платит за другого.

Я поблагодарил за это, впрочем, с неудовольствием данное разъяснение, однако заметил господину, что я еще ни за кого не заплатил.

— А за кого вы должны были заплатить? — спросил господин, уходя.

В любом случае, я намерен был подождать эту даму и попытаться с ней объясниться, но она пошла, шурша своим плащом, в другую сторону; позади ее мощной фигуры нежно колыхалась голубоватая вуаль шляпки.

— Любуетесь Изабеллой? — спросил рядом со мной какой-то гуляющий, тоже смотревший вслед даме. После некоторой паузы он прибавил: — Это Изабелла.

300. Это Изабелла, старая серая в яблоках лошадь, я не узнал бы ее в толпе, она стала дамой, мы встретились недавно в одном саду во время благотворительного праздника. Там есть маленькая, стоящая на отшибе группа деревьев, окружающих затененную прохладную лужайку; эту лужайку пересекает множество узких тропинок, иногда там бывает очень приятно. Мне этот сад знаком с давних пор, и, устав от праздника, я свернул к той группе деревьев. Едва оказавшись под деревьями, я увидел огромную даму, двигающуюся с противоположной стороны мне навстречу; ее рост меня почти ошеломил, в ближайшей округе не было никого, с кем я мог бы ее сравнить, но я был убежден, что и вообще не знаю такой женщины, которая не была бы ниже этой на несколько — в первом изумлении я подумал даже: «на несчетное количество» — голов. Однако вскоре, подойдя ближе, я успокоился. Изабелла, старая знакомая!

— Как же ты убежала из своей конюшни?

— Ах, это было нетрудно, меня ведь, собственно, только из жалости еще держат, мое время прошло; я объяснила своему хозяину, что вместо того чтобы бесполезно стоять в конюшне, я хочу еще немного и мир посмотреть, насколько силы позволят, — объяснила хозяину, он меня понял, отыскал кое-какую одежду отошедших в мир иной, даже помог мне ее надеть и отпустил, пожелав доброго пути.

— Как ты хороша! — сказал я не совсем искренне, но и не совсем лицемерно.

301. Зверь синагоги — Блаженный и Седобородый.

— Это уже всерьез? Строительный рабочий.

302. Свадьбе Елизаветы Блаженной и Франца Седобородого предшествовала очень тщательная подготовка.

303. Извините мою давешнюю неожиданную рассеянность. Вы сообщаете мне о вашей помолвке — радостнейшее известие, какое только может быть, — а я вдруг становлюсь безучастным и произвожу впечатление человека, занятого совершенно другими вещами. Но это, конечно, лишь видимость безучастности; мне, видите ли, припомнилась одна история — старая история, которая однажды разыгралась в непосредственной близости от меня и которую я, находясь, правда, в полной безопасности, тоже пережил, — я был в полной безопасности и, однако, заинтересован больше, чем в вещах, непосредственно меня задевавших. Такое уж это было дело, что невозможно было оставаться безучастным, даже если эта история задевала тебя хотя бы только самым дальним своим краешком.

304. Сторож тюрьмы хотел отпереть железные ворота, но замок проржавел, у старика не хватило сил, и ему пришлось вызвать помощника, на лице которого, однако, читалось сомнение, причем не по поводу заржавленного замка.

Героев выпустили из тюрьмы, они неуклюже построились в одну шеренгу; пребывание в заключении сильно отразилось на их подвижности. Мой друг, надзиратель тюрьмы, вынул из папки список (других бумаг в его папке не было; я отметил это без всякой злости: здесь ведь не канцелярия) и начал перекличку героев с одновременным вычеркиванием их имен из списка. Я сидел в стороне за своим письменным столом, оглядывая вместе с надзирателем шеренгу героев.

305. Дон Кихот вынужден был эмигрировать: вся Испания смеялась над ним, дальнейшее его пребывание там стало невозможным. Он пересек Южную Францию, встретив по дороге разных милых людей, с которыми подружился, в разгар зимы с величайшими муками и лишениями преодолел Альпы, проехал затем по североитальянской низменности, где, однако, чувствовал себя неуютно, и прибыл наконец в Милан.

306. Введение в М-ских поместьях должности так называемого бичевателя дало очень хорошие результаты. Однако успешно применять это нововведение можно, разумеется, лишь тогда, когда в вашем распоряжении есть человек, который так же идеально подходит для этой службы, как бичеватель в М. Нашел его сам князь; незадолго до начала собственно сбора урожая князь приходил, опираясь на клюку, по центральной улице деревни (он еще не стар, но уже несколько лет вынужден пользоваться клюкой из-за какой-то болезни ног, которая пока еще не очень серьезна, но врачи опасаются ее дальнейшего развития). И вот, медленно проходя там, время от времени останавливаясь и опираясь на свою клюку, обдумывал он предпочтительное распределение уборочных работ — он очень деятельный, страстно-деятельный, деловитый хозяин — и при этом вновь и вновь упирался в то, что, несмотря на немыслимо растущую оплату, рабочей силы не хватало или, вернее, рабочей силы, собственно, хватило бы с избытком, если бы только эта сила действительно хотела работать по-настоящему, как это и происходит на крестьянских полях, однако, к сожалению, на господских полях ничего подобного и близко нет; он уже много раз с гневом думал об этом — и тогда больная нога начинала беспокоить его сильнее, чем обычно — и теперь обдумывал это снова, когда заметил на пороге одной полуразвалившейся лачуги какого-то парня, который привлек его внимание тем, что хотя на вид ему было уже лет двадцать, но он был бос, замызган и оборван, как какой-нибудь никудышный маленький школьник.