Уильям Дюбуа - Цветные миры

Итак, подкуп, специальное законодательство и прямое насилие со стороны белых расистов могли изменять экономику всей страны, и рабочие профсоюзы были бессильны воспрепятствовать этому. Все это Джин поняла слишком поздно.

Итак, забастовка разразилась. Она длилась долго и сопровождалась вспышками насилия, которые тут же жестоко подавлялись, в конце концов она была проиграна, даже больше чем проиграна. Джин была в отчаянии от неудачи. Хотя ей приходилось много раз слышать и читать о забастовках, сама она никогда еще не наблюдала их вблизи и тем более ни в одной из них не участвовала. До того ей не приходилось ни руководить забастовкой, ни давать советов бастующим и лично страдать от стачки. Она не представляла себе, что такое стачка на самом деле; теперь ей пришлось увидеть своими глазами массу охваченных то гневом, то отчаянием голодных рабочих, умирающих детей, проклинающих все на свете женщин и избитых мужчин, стоящих лицом к лицу с безучастными по виду, но злобно настроенными полицейскими и вооруженными солдатами. Торжествующие предприниматели поливали ее и всех бастующих грязью. А пресса? Болтливые, всезнающие ежедневные газеты словно воды в рот набрали. Страна, штат, даже население пригородов Атланты не имели малейшего представления о борьбе рабочих. После провала стачки измученная Джин еле добрела до вокзала, машинально села на какой-то поезд, отходивший в полночь, и через некоторое время оказалась в Детройте.

Неделю спустя, находясь в дешевом пансионе, Джин прочла в газете объявление. Небольшому колледжу — одному из многочисленных колледжей штата Огайо — требовался на летний период преподаватель социальных паук. Она подала туда заявление. На женщину-проректора произвело впечатление то, что Джин закончила Рэдклиффский колледж и получила докторскую степень в Чикаго, но ее смущали недавняя работа Джин в профсоюзе и ее прежняя преподавательская деятельность в негритянском колледже. Однако, списавшись с ректором Мансартом, можно было, несомненно, получить от него необходимую рекомендацию. Джин написала Мануэлу, объяснив ему суть дела.

После первой беседы с Джин проректор колледжа все еще не решалась ее принять.

— Эта женщина утверждает, что ей только пятьдесят три года, а выглядит она много старше и вообще какая-то изможденная. Волосы у нее почти седые. Очевидно, она очень слаба. Но в ней есть что-то такое, что меня интригует.

— Да. В ней чувствуется цельная натура, — сказала секретарь проректора. — А почему бы нам все же не взять ее на летнее время? Сейчас так трудно подыскать преподавателя социальных наук, а у этой женщины есть соответствующий опыт работы, хотя бы и в негритянском колледже на Юге.

— Ладно, рискнем, — сказала не без некоторых колебаний проректор.

В течение первого месяца дела у Джин шли вполне нормально. Но быстрые темпы преподавания изматывали Джин. Летние студенты были народ преимущественно серьезный, довольно солидного возраста; у них не было и тени юношеской жизнерадостности. Однажды Джин Дю Биньон сидела в аудитории перед своими студентами. Чувствуя себя усталой, она рассеянно разглядывала их, и все они казались ей похожими друг на друга, пока она не заметила в глубине комнаты студента с коричневым лицом. Джин не смотрела на него, но все время ощущала его присутствие, и от этого ее речь сделалась более связной, а мысли стали яснее. Она говорила:

— Вы знаете, мы, социологи, — надеюсь, мне незачем извиняться за этот термин, — в течение долгого времени слегка стыдились своих статистических методов, наших «вероятностей», нашего прямого, а иногда, может быть, и косвенного признания роли случая. Нам хотелось полной уверенности, доброй старой уверенности девятнадцатого века, когда мы, казалось, понимали или способны были нанять любое явление, лишь бы нам дали побольше времени для исследования и изучения поддающихся анализу фактов. В настоящее время положение, по-видимому, меняется. Мы опираемся теперь на статистику и теорию вероятности не только применительно к деятельности человека, но и применительно ко всему физическому миру — к миру атомов, к области биологии и психологии. Мы спустились со своих ходулей точного анализа, чтобы с мучительной кропотливостью собирать факты и прийти к возможностям и вероятностям как к подлинно научным выводам. В сущности, — улыбнувшись, сказала Джин, — мы открыли дверь нашим старым друзьям — Случайности и Свободе воли.

Из глубины аудитории донесся голос:

— И богу тоже?

— Ну, во всяком случае, и богам, — серьезно сказала Джин. — Можно найти немало умов, способствующих изменению хода истории в социальному прогрессу.

— Сколько же, по-вашему, таких богов или умов? — спросил кто-то другой. — Десять или десять миллионов?

— Я бы сказала, что где-то в середине между двумя этими крайностями. Не всякий человек может сделать определенный вывод. И такой вывод делается не каждый день. Но зрелые, целеустремленные и разумные люди способны принимать ценные научные решения; в совокупности эти решения могут иметь исторически важное социальное значение.

— А велико или незначительно, по-вашему, число разумных людей? — спросила какая-то девушка.

Взор Джин стал рассеянным, и она почти забыла о своей аудитории. Она посмотрела сначала в окно, затем стены комнаты словно раздвинулись, и Джин увидела весь мир.

— Разум, — ответила она, — это, в конце концов, понятие относительное. То, что я сейчас скажу, возможно, покажется вам несколько неразумным, но то, что в какой-то момент и в каком-либо месте может показаться кому-нибудь неразумным, в более широкой сфере может оказаться проявлением наивысшего разума.

И затем, утратив всякое представление о времени и месте, Джин быстро заговорила:

— Существует не только тайна внутриатомной энергии и не только еще более глубокая тайна космических лучей, поступающих к нам из внешнего мира. Мы должны попытаться проникнуть в тайну будущего. Далеко отсюда, в Антарктике, на краю света, мы строим ледяной дворец невиданных еще в мире размеров. Дюймы египетских пирамид превратились в этом массивном, гигантском здании в ярды. Высочайший небоскреб «Эмпайр стэйт билдинг» может служить для него только одной из колонн. Здание уже вырисовывается в общих чертах, и вскоре земной шар покачнется от его тяжести, сдвинется с места и, пролетев сквозь звездные барьеры, откроет вселенную, где нет ни теорий пространства, ни гипотез об изменении времени…

Голова Джин безжизненно опустилась на стол. Студенты с изумлением наблюдали за ней, затем в тревоге зашевелились.

— По-моему, старушка помешалась, — сказал кто-то.

— Либо помешалась, либо у нее было видение, — сказал другой. — Как вы думаете, не позвать ли проректора?