Уильям Дюбуа - Цветные миры

— Ты помнишь, однажды я задумала большое исследование. Я попыталась организовать в южных штатах работу по изучению условий жизни негритянского населения в обстановке сплошной сегрегации. Предполагалось, что эти исследования будут вести из года в год на протяжении ряда десятилетий. Классификацию и анализ собранных фактов следовало сосредоточить в одном месте, под руководством лучших специалистов по этому вопросу, причем не только американских, но и из других стран мира; в число таких экспертов должны были войти и наши негритянские ученые. Этот мой замысел потерпел неудачу. Сейчас о том, что думают негры и что они собой представляют, рассказывают миру только белые, не считаясь ни с мнением, ни с опытом самих негров. Мне бы хотелось… Мне бы все еще хотелось…

Мансарт оторвался от своей газеты и с хмурым видом сказал:

— Джин, дорогая, что стряслось в мире? И что творится у нас в Америке? Мне никогда и в голову не приходило, что мы можем дойти до такого состояния. Шпионы, осведомители, профессиональные лжесвидетели на службе у правительства… Азартные игры, воровство, растраты и всякие другие преступления. Я никак не могу постичь это!

Мансарт и Джин решили хотя бы на несколько месяцев снять коттедж на океанском побережье, чтобы как следует отдохнуть и обдумать свои планы. Их нисколько не удивило, что они наткнулись на обычные препятствия, ожидающие цветных всякий раз, когда они ищут себе хотя бы временное пристанище в приличном месте. Наконец им удалось снять около Сан-Матео на короткий срок коттедж, принадлежавший отставному профессору, который нуждался в деньгах, чтобы покрыть расходы на ремонт дома. Сам он временно поселился у знакомого бакалейщика, жившего неподалеку. Все уладилось наилучшим образом: профессор стал частым гостем Мансартов, а другие соседи примирились с их присутствием, когда узнали, что прибывшая сюда чета — люди культурные и притом не собираются оставаться здесь надолго и не обесценят ничьих владений.

Джин и Мансарт, как и раньше, много читали и беседовали. Соседи заинтересовались темнокожим человеком и его бледнолицей женой. Сами они большей частью говорили мало, зато весьма охотно слушали Мансарта. Успокоившись и отдохнув, Мансарт начал постепенно высказываться более смело, чем всегда. Однажды он заявил:

— Последнее время я много размышляю, но не могу выйти из тупика; меня очень тревожит положение в стране. Я немало прожил и объехал весь свет. И вот, глядя на родную страну, я невольно задаюсь вопросом: нужно ли нам кого-то бояться, кроме самих себя? Если взглянуть на нас со стороны, то мы, американцы, можем показаться тупыми, чуть ли не умственно отсталыми людьми. Наши школы не улучшаются, а с каждым днем становятся все хуже и хуже; наши дети дичают. В нашей стране больше горя, чем счастья. Люди теряют совесть, воруют, предаются азартным играм. Мы гораздо беднее, чем об этом можно судить по нашим хвастливым заявлениям. Согласитесь, сами: вместо еды мы покупаем хорошую одежду, украшения и меха; вместо книг — автомобили и стиральные машины. И все это мы приобретаем в долг, а не на сбережения. И что еще характерно: мы не пытаемся выяснить в дискуссии истину, а просто угрожаем и обвиняем. Мы ничего не читаем, не тренируем свой мозг. Большая часть нашего досуга уходит на просмотр низкопробных фильмов и на слушание еще более пустых рекламных передач, где нам навязывают вещи, без которых мы вполне можем обойтись. Мы редко любуемся восходом луны или закатом солнца!

Один из соседей, заглянувший в этот день к Мансарту, в ответ на его слова возразил:

— Зато негры стали свободнее!

— Да, свободнее, но во имя чего? Для своей пользы или в ущерб себе? Чтобы иметь возможность латать свои дыры или чтобы покупать новые вещи? Чтобы разоряться вконец и совершать преступления? Чтобы быть жертвами шантажа?

— Может быть, вы предпочли бы Россию?

— Нет, я предпочитаю Америку, но не ту, что есть, а ту, которая будет…

Джин сумела осторожно вмешаться и приостановить поток его слов. Когда сосед ушел, она сказала Мануэлу:

— Дорогой, думаю, что ты не должен говорить так откровенно, по крайней мере с чужими. В наши дни это рискованно.

— Рискованно? Что ты хочешь этим сказать? Я же беседовал не с кем-нибудь, а с нашим знакомым. Какой же, черт возьми, от этого может быть вред?

Джин покачала головой и увела его в дом обедать.

Однажды Джин принесла три книги, и Мансарт стал с интересом их просматривать. Они любили совместное чтение. Обычно Джин читала вслух какую-нибудь книгу, а потом они долились мнениями.

— Кто это — Джесси Фосет? — спросил, взглянув на обложку книги, Мансарт. — Я где-то слышал это имя, но…

— Сейчас объясню. Вот тебе еще один характерный пример, имеющий прямое отношение к негритянской проблеме, — сказала Джин. — Перед нами три книги Джесси Фосет. Это настоящая литература. В них правдиво показана человеческая жизнь, но жизнь лишь небольшой группы людей — не напыщенных богачей, а скромных цветных обитателей Филадельфии, порядочных, хорошо воспитанных, добросовестных тружеников — работников ресторанов, квалифицированных слуг, священнослужителей; рассказывается об их радостях и печалях, об их умственном и культурном росте. Но эта картина не интересует ни белую Филадельфию, ни белую Америку в целом. Никто из них не удостаивает своим вниманием этот уголок американской действительности. Как водится, им даже неизвестно о его существовании. Да и черная Америка обычно пренебрегает тем, что не может заинтересовать белую Америку. Джесси Фосет создала только три или четыре такие превосходные книги, а затем перестала писать в самом расцвете своего литературного дарования. Это дозор для нас и большая потеря. Однажды я случайно видела ее — невысокая, довольно полная девушка, очень миловидная, с блестящей коричневой кожей, с горящими глазами, в которых, казалось, светилась ее неуемная душа. Каким успехом пользовалась бы она в Англии восемнадцатого века или во Франции в дни Бодлера! Но Америка смутных двадцатых годов нашего века не прочла даже маленькую книжку с ее изящными стихами. Итак, мой милый, сегодня мы будем читать роман Джесси Фосет «Все смешалось!».

С течением времени в погожие вечера соседи Мансартов стали охотно заглядывать к ним на чашку чая. Всем приятно было посидеть и поболтать на широкой веранде, выходящей на залив. Постепенно вечернее чаепитие у Мансартов стало для соседей привычным развлечением.

Как-то раз, когда Джин разливала на веранде чай, потчуя своего постоянного гостя — отставного профессора, к ним зашла знакомая преподавательница одной из городских школ, женщина средних лет, взять книги по истории негров, так как публичные библиотеки были небогаты литературой по этому вопросу. Сосед-бакалейщик, привезший учительницу в своем фургоне вместе с недельным запасом нужных ему товаров, тоже заглянул на огонек. В дом был приглашен и какой-то прохожий, остановившийся, чтобы полюбоваться на пышно цветущие розы, и назвавшийся художником-пейзажистом. Почти в это же время к Мансартам пришел еще один сосед, писатель, с которым у них было лишь шапочное знакомство, попросить спичку, чтобы раскурить потухшую пенковую трубку.