Аугусто Бастос - Я, верховный

Одна только гидра Платы [84] Под «гидрой Платы» подразумевается Буэнос-Айрес. по-прежнему стремится завладеть Парагваем. Разорить его, искалечить, обкорнать, раз уж не удалось присоединить к несчастным провинциям, которые она удушила в своих щупальцах.

Хватит на сегодня. Моим сатрапам понадобятся целые месяцы на чтение каждого из выпусков периодического циркуляра, если они будут слишком насыщенными. Под этим предлогом они совсем забросят служебные дела и с упоением отдадутся лени.

В крепости Буэнос-Айрес новый вице-король Бальтасар Идальго де Сиснерос готовит к бою пушки и абордажные топоры, верно, воображая, что он все еще вице-адмирал Непобедимой Армады, плывущей навстречу своему разгрому под Трафальгаром [85] В трафальгарском сражении франко-испанская эскадра была наголову разбита английской эскадрой под командованием адмирала Нельсона (1806). . После того как крепость была... (Недостает нескольких листов.)

Здесь, в Асунсьоне, роялисты, портеньо, надевшие личину верных приверженцев Бурбонов, гачупины, портеньисты теснятся вокруг глухого губернатора Веласко. Они наперебой трубят в его слуховой рожок, но их речи в одно ухо входят, в другое выходят, отягощенные зловещими предчувствиями. Известие о первом вторжении англичан в Буэнос-Айрес [86] В 1805—1807 гг. Великобритания, воспользовавшись кризисом испанского колониального управления, предприняла в Ла-Плату две вооруженные интервенции с целью превращения ее в свою колонию. Созданные патриотами отряды народной милиции возглавили оборону Буэнос-Айреса и изгнали англичан. и о бегстве вице-короля Собремонте вызывает у него кровоизлияние, от которого наполовину заплывает левый глаз. От известия о втором английском вторжении и о назначении временным вице- королем французишки Линье у него сводит рот. Артиллерийский офицер, который, как говорят, был моим отцом, привозит на пушечных лафетах полуглухому, полунемому губернатору кадки с осиным медом и бочонки с фруктовым желе, чтобы он смазывал себе гортань. Достают для него и вещество, добываемое индейцами ксексуэньо из кедра, который они называют Священным деревом слова. Но ничего не помогает безгласному губернатору, хотя он непрестанно жует и глотает эти снадобья, которые на глазах у слуг разноцветными червяками-потеками выползают у него изо рта.

Вице-король запрашивал из Буэнос-Айреса: что там у вас происходит? Вы все онемели? Или вернулись комунерос? В кабинете губернатора писари ждали, навострив уши и подняв перья. Твой отец, один из этих пройдох писарей, посвящал меня в тайны мадридского двора, рассказывал истории, которые происходили в том самом месте, где мы находимся.

В то утро губернатор Бернардо де Веласко-и-Идобро в приступе ярости выгнал лекарей, монахов, знахарей, которых его племянник толпами приводил во дворец, и бросился во двор. Там он провел все утро на четвереньках, вместе с ослом и волом, пасясь на подножном корму возле Яслей, в том месте, где губернатор приказывал представлять в натуре Рождество Христово. Возле своего хозяина пес Герой тоже рвал траву и цветы с клумб в бредовом исступлении, которое для них обоих было битвой с духами зла. Потихоньку вернувшиеся домашние, слуги, чиновники всем скопищем со слезами на глазах наблюдали, как пасется губернатор. Набив живот травой, он наконец встает. Подходит к колодцу. Нагибается над ним. Герой оставляет в покое цветы. Бросается сзади на губернатора и тянет его за фалды сюртука, пока не отрывает их напрочь. Снова бросается на хозяина. Рвет его за штаны на самом заду. Ягодицы дона Бернардо обнажаются. Он все больше наклоняется над колодцем. Мой отец думал, сеньор, что губернатор молит о помощи душу театинца, утопшего в колодце много лет назад, когда этот дом еще принадлежал иезуитам. Твой отец плохо осведомлен. Это здание возвели не театинцы. Его приказал построить губернатор Морфи Безухий, которому цирюльник отхватил одно ухо бритвой. Зато-де, Ваше Высокопревосходительство, сказал он губернатору, извинившись, раньше вы во все уши слушали ваших наушников, а теперь будете слушать вполуха.

Здание тоже осталось безухим. Бритва есть бритва. Когда руками цирюльника сбрили губернатора, неоконченное здание превратилось в новехонькую руину. Э, Патиньо, вытащи-ка муху, которая упала в чернильницу. Не пальцами, скотина! Кончиком пера. Как ты чистишь нос. Осторожней, не испачкай бумаги! Готово, Ваше Превосходительство; хотя позволю себе сказать, что в чернильнице не было никакой мухи. Что ты понимаешь! У меня всегда жужжит в ушах — донимает какая-нибудь муха. А потом она оказывается на дне чернильницы.

Строительство дома, уже подведенного под крышу, но зиявшего пустыми проемами дверей и окон, со стенами, поднимавшимися лишь на три вары от земли, было продолжено во времена губернатора Педро Мело де Португаль, который сделал его своей резиденцией, дав ему столь же помпезное название, как и селениям, основанным в его правление на левом берегу реки в виде передовых укреплений против набегов индейцев Чако: Дворец Мелодии.

Ребенком я пробирался в эти места смотреть, как роют рвы и насыпают валы для защиты от дождевых потоков и от внезапных вторжений индейцев. Я еще не знал, что навсегда поселюсь в этом Доме. В моей детской голове роились мысли, тотчас претворявшиеся в приказы. Я давал указания рабочим. И даже производителю работ. Продолжить этот ров до оврага. Сделать повыше эту стену. Углубить котлован. А что, если вместо песка усыпать рвы солью? Казалось, они слушались меня, потому что выполняли мои безмолвные распоряжения. Кирки, лопаты, мотыги вырывали из земли сосуды, предметы домашней утвари, луки, обломки хижин, скелеты. Десятник Канталисио Кристальдо, отец нашего тамбурмажора, однажды утром выкопал череп, свирель, несколько заржавленных аркебузов. Я попросил у него череп. Убирайся домой, чертенок! Я не отставал. Продолжал просить — без слов. Молча стоял, скрестив руки и не обращая внимания на мусор и песок, которым осыпали меня землекопы с каждым взмахом лопаты. Наконец череп перелетел через кучи вырытой земли. Я поймал его на лету и спрятал под свою накидку церковного служки. Красным пятном понесся в темноту. Вот он, череп. В него вмещалась вся земля. Он не мог вместиться в землю. Это был мир в мире! Держа его под мышкой, я бежал во весь дух, и сердце часто-часто колотилось в груди. Постой, не прижимай меня так! — взмолился череп. Как ты оказался похоронен здесь? Против моей воли, мальчик, можешь быть уверен. Я хочу сказать, здесь, возле Дома Правительства. Всегда человека где-нибудь хоронят после смерти. Уверяю тебя, покойник даже не замечает этого. Отчего умер тот, кто носил тебя на плечах? Оттого, что его мать родила, мальчик. Я спрашиваю, какой смертью. Естественной, какой же еще? Разве ты знаешь еще какой-нибудь вид смерти? Меня обезглавили за то, что я попытался пальнуть из мушкета в губернатора. А все потому, что не послушался матери. Не плыви за море, сынок. Не уходи на конкисту. Жажда золота — опасная болезнь. В день моего отплытия она, глядя на меня остекленевшими глазами, сказала: когда, лежа в постели, ты услышишь, как на воле лают собаки, прячься под одеяло. Не шути с ними. Мать, сказал я, целуя ее на прощанье, там нет ни собак, ни одеял. Найдутся, сынок, найдутся: алчба есть везде, она и лает, и все покрывает. И вот теперь ты несешь меня под мышкой туда, где восставшие восстают из праха. Нет, в пещеру, сказал я ему. Мы проходили через кладбище, примыкавшее к собору. Что, мальчик, ты хочешь через столько веков похоронить меня по- христиански? Не надо; не натягивай нос нашей Святой Матери Церкви. Тсс, шикнул я и поплотнее закутал его. Два могильщика рыли могилу. Это для меня яма? —опять зашептал он. Ты вытащил меня из одной, чтобы положить в другую? Не беспокойся, она не для тебя, а для очень важной особы, которую повесили сегодня утром. Видишь, малыш? Сильные мира сего могут по своему капризу отправить человека на виселицу или заставить других повесить себя, разве это справедливо? Дай-ка мне посмотреть, как работают эти мужланы. Я остановился; чтобы потрафить ему, немного отвернул полу. Роют, сказал он. Нет рыцарей более древнего рода, чем огородники, землекопы, могильщики — словом, те, кто занимается ремеслом Адама. Разве Адам был рыцарь? — усмехнулся я. Он первым применил оружие, сказал череп гаерским тоном. Что ты говоришь? Никогда у него не было оружия, ведь он не мог ни получить его в наследство, ни купить! Что же ты, хоть и церковный служка, а еретик? Разве ты не читал Священного писания? Там говорится: Адам копал. А как же он мог копать, не будучи вооружен руками? Вот тебе другая загадка: кто строит прочнее каменщика? Тот, кто строит виселицы. Недурной ответ для такого мальчугана, как ты. Но если тебе еще раз загадают эту загадку, говори: могильщик. Дома, которые он строит, простоят до Страшного суда.