Готхольд Лессинг - Драмы_Басни в прозе

Минна.Правильно ли я вас поняла? Погодите, сударь, давайте, прежде чем плутать дальше, разберемся, куда мы зашли. Согласны ли вы ответить мне на один-единственный вопрос?

Тельхейм.На любой, сударыня…

Минна.Но ответить без околичностей и оговорок, прямым «да» или «нет»?

Тельхейм.Я согласен, если смогу.

Минна.Сможете. Итак: несмотря на усилия, которые вы приложили, чтобы забыть меня, любите ли вы меня еще, Тельхейм?

Тельхейм.Сударыня, этот вопрос…

Минна.Вы обещали ответить только «да» или «нет».

Тельхейм.Но я добавил: если смогу.

Минна.Вы можете; должны же вы знать, что творится в вашем сердце. Любите ли вы меня еще, Тельхейм? Да или нет?

Тельхейм.Если мое сердце…

Минна.Да или нет?!

Тельхейм.В таком случае — да!

Минна.Да?

Тельхейм.Да, да. Но…

Минна.Не спешите. Вы еще любите меня: мне этого достаточно. Какой тон мне пришлось взять с вами! Противный, унылый, навязчивый. Нет, я вернусь к своему обычному тону. Так вот, милый мой неудачник, вы еще любите свою Минну, она еще верна вам, а вы несчастливы. Послушайте же, каким самоуверенным глупым созданием была и осталась ваша Минна. Она позволяла и позволяет себе воображать, что в ней — все ваше счастье. Скорее рассказывайте о своих бедах. А уж она решит, что больше весит. Ну же!

Тельхейм.Сударыня, я не привык плакаться.

Минна.Вот и хорошо. В солдате, после бахвальства, мне всего противнее сетования на судьбу. Но можно ведь и в сухой, небрежной манере рассказать о своей храбрости и о своих невзгодах.

Тельхейм.И в сущности, это будет то же бахвальство и те же сетования.

Минна.Эх вы, правдолюбец, в таком случае не следовало называть себя несчастным… Либо уж молчать, либо выкладывать всю правду. Необходимость, голос разума приказывают вам забыть меня? Я преклоняюсь перед разумом и благоговею перед необходимостью. Но докажите же мне, насколько разумен наш разум и необходима ваша необходимость!

Тельхейм.Хорошо, слушайте же, сударыня! Вы зовете меня Тельхеймом. Это имя совпадает с моим. Но вы полагаете, что я тот Тельхейм, которого вы знали в своих родных краях: цветущий мужчина, исполненный желаний и честолюбия, человек, властвующий над своим телом и своей душой, перед которым распахнутыми стоят врата счастья и славы, который если еще и не был достоин вашей руки и сердца, то мог надеяться, что с каждым днем будет все достойнее. Мне назваться тем Тельхеймом так же невозможно, как назваться собственным отцом. Нет больше ни того, ни другого. Я Тельхейм, но Тельхейм в отставке, уязвленный в своей чести, калека, нищий. Сударыня, вы дали слово тому Тельхейму, захотите ли вы снова дать его этому?

Минна.Звучит трагически! Но, сударь, покуда я найду того — а к Тельхеймам я питаю неизменно нежные чувства, — этому придется протянуть мне руку помощи. Вашу руку, милый нищий! (Берет его руку.)

Тельхейм (держа шляпу в другой руке, прикрывает ею лицо и отворачивается). Это уж слишком! Где я? Пустите меня, сударыня! Ваша доброта — пытка для меня. Пустите!

Минна.Что с вами? Куда вы?

Тельхейм.Прочь от вас.

Минна.Прочь от меня? (Кладет его руку себе на грудь.) Пустые мечты!

Тельхейм.Отчаяние бросит меня мертвым к вашим ногам.

Минна.Прочь от меня?

Тельхейм.Да, прочь! Никогда, никогда не видеть вас. Я решил, решил твердо и бесповоротно — не совершать низости. Не допустить вас до опрометчивого шага. Пустите меня, Минна! (Вырывается и убегает.)

Минна (ему вслед). Минне — отпустить вас? Тельхейм! Тельхейм!

Зал в трактире. Юстс письмом в руке.

Юст.Опять пришлось мне идти в этот дом, будь он неладен. Письмецо от моего хозяина к барышне, что выдает себя за его сестрицу. Только бы у них ничего не закрутилось! А то — бегай взад-вперед с письмами. Хоть бы уж это сбыть поскорей, а в комнату к ним идти душа не лежит. Девица все меня расспрашивает, а я отвечать не охотник! Эге, открывается дверь. Как по заказу! Душанчик горничная!

Франциска, Юст.

Франциска (обернувшись к двери, из которой только что вышла). Не тревожьтесь, я уж его подкараулю. Ой (заметив Юста), вот сразу и наскочила! Ну, да с этой скотиной разговаривать нечего!

Юст.Ваш слуга…

Франциска.Больно мне нужен такой слуга…

Юст.Ладно, ладно, ты уж прости мне это слово! Я принес письмо от моего хозяина вашей барышне, его сестрице. Верно ведь, она ему сестра?

Франциска.Дайте сюда. (Вырывает у него письмо.)

Юст.Вы уж будьте так добры, передайте письмо, мой хозяин очень просит вас. И еще он просит, чтоб вы были так добры… Не подумайте только, что это я прошу!

Франциска.Чего ж ему надо?

Юст.Мой хозяин знает, что к чему, и знает — к барышне не подберешься без помощи камеристки — так я, по крайней мере, полагаю! Вот он и просит, чтобы вы были так добры и передали через меня, может ли он рассчитывать на удовольствие минут эдак пятнадцать побеседовать с камеристкой.

Франциска.Со мною?

Юст.Простите, коли я вас не так величаю. Да, да, с вами! Какие-нибудь четверть часика, но только украдкой, без свидетелей, что называется с глазу на глаз. Ему, мол, надо сказать вам нечто очень важное.

Франциска.Хорошо. У меня тоже найдется, что ему сказать. Пусть приходит, я к его услугам.

Юст.А когда ему приходить? Когда вам удобнее? Вечерком, что ли?

Франциска.К чему эти разговоры? Ваш хозяин может прийти, когда ему вздумается, а теперь — скатертью дорожка.

Юст.Ухожу с удовольствием. (Хочет уйти.)

Франциска.Постойте, еще одно слово. А где же остальные слуги господина майора?

Юст.Остальные? Там, сям и опять там.

Франциска.Где Вильгельм?

Юст.Камердинер? Майор отправил его путешествовать.

Франциска.Так. А Филипп куда подевался?

Юст.Егерь? Майор его хорошо пристроил.

Франциска.Наверно, потому, что он теперь не держит охоты. Ну, а Мартин?

Юст.Кучер? Уехал кататься верхом.

Франциска.А Фриц?

Юст.Скороход? Повысился в должности.

Франциска.А где же вы были, когда майор стоял на зимних квартирах у нас в Тюрингии? Вы, верно, еще не служили у него?

Юст.Служил. Конюхом, только я тогда в лазарете лежал.