Герман Гессе - Паломничество в страну Востока. Игра в бисер. Рассказы

Итак, слова — это костяк и первичные элементы языка. Встречаясь с ними, мы вскоре обнаруживаем, что слово чем оно древнее, тем больше в нем жизненной силы и магического колдовства. От названий деревьев и цветов, как обращался к ним в раю Адам, исходит совсем иная, куда более глубинная сила, чем от тех, которыми наградил их позднее ученый муж Линней.

Все наши языки довольно преклонного возраста, однако их словарный запас претерпевает непрерывные изменения. Слова заболевают, умирают и навсегда исчезают из языка, и в любой момент в любом языке к старым словам могут прибиться новые. Но с этим обновлением дело обстоит точно так же, как с любым прогрессом вообще: мы можем с восхищением удивляться способности языка изобретать обозначения для новых явлений и предметов, новых жизненных обстоятельств, новых общественных функций и потребностей человека, однако при ближайшем рассмотрении мы замечаем, что из ста якобы новых слов девяносто девять являются всего лишь механическими комбинациями на основе старого словарного запаса, что они вообще никакие не настоящие и подлинные слова, а только наименования, паллиативы — костыли на случай необходимости. Количество новых слов, составивших прирост в наших языках за последние два столетия, поражает совершенно невероятным числом, достойным удивления, но по весомости и выразительности, языковой субстанции, красоте и истинности содержания золота в них оно ничтожно мало и бедно, это мнимое богатство, своего рода инфляционный обман.

Взяв в руки любую страницу любой газеты, мы наткнемся на десятки таких слов, которых совсем недавно вовсе еще не было в языке, и неведомо, будут ли они существовать завтра и послезавтра. Подобные слова, без всякой предвзятости собранные на газетной полосе, звучат примерно так: дочернее общество — выплата дивидендов — изменение рентабельности — атомная бомба — экзистенциализм. Это сложные, длинные и претенциозные слова, словосочетания и выражения, и у всех у них один и тот же недостаток — им не хватает объемности, они, правда, несут в себе информацию, но не обладают чарующей силой выразительности настоящих слов, они не пришли к нам снизу, от земли, из народа, а появились сверху, из редакционных кабинетов, фабричных контор, чиновничьих канцелярий.

Вековые, настоящие, матерые, тяжелые, как самородок, добротные и полноценные слова — это «отец», «мать», «прародители», «земля», «дерево», «гора», «долина». Каждое из них одинаково понятно и пастушонку, и профессору, и члену правительства, каждое взывает не только к нашему разуму, но и к нашим чувствам, поднимая в душе волну воспоминаний, представлений и ощущений, каждое из них подразумевает нечто вечное, незаменимое, без чего невозможно жить.

К таким душевным, значимо весомым словам относится и слово «хлеб». Стоит только произнести его и впустить в себя заключенный в его звуках смысл, как уже все наши жизненные силы — как плоти, так и души — слышат его зов и оживают. Желудок, рот, нос, язык, зубы, руки — все приходит в движение, а в душе пробуждаются сотни воспоминаний, в памяти всплывает обеденный стол под родительским кровом, вкруг него — всё дорогие и родные с детства лица, отец или мать нарезают от целого каравая куски, соизмеряя их величину и толщину с возрастом и прожорливостью того, кому они предназначаются, в чашках пенится, благоухая, теплое утреннее молоко. Или нахлынет, сладостно щекоча нервы, воспоминание, как ранним утром, когда за. окном еще наполовину ночь, до вас доносились запахи от булочника — теплые, сытные, волнующие и умиротворяющие, возбуждающие голод и наполовину утоляющие его. Вы как сейчас видите старую служанку, накрывающую на стол, она ставит посередине на скатерть толстую круглую деревянную тарелку и кладет на нее хлеб — тяжелый каравай; выпуклый верх слабо поблескивает темно-коричневой корочкой, а обсыпанное мукой плоское дно матовое; рядом она кладет огромный нож с широким лезвием и короткой рукояткой из кряжистого дерева.

А затем, перебрав всю историю человечества, мы обязательно вспомним тысячи эпизодов и картин, где хлеб играет важную роль, на память придут слова великих поэтов и многие изречения из Библии, и повсюду у хлеба наравне с прозаичным повседневным значением, вбирающим в себя понятие «сытность», будет еще другое, более возвышенное, возносящееся до той самой притчи Господней во время последней вечери; и вот нам уже не совладать с потоком захлестнувших нас ассоциаций и воспоминаний, хлынувших с сотен полотен великих мастеров и других творений, где нашли свое художественное выражение людская благодарность и благоговение перед хлебом, вплоть до мистических заклинаний в «Страстях по Матфею» Иоганна Себастьяна Баха: «Примите, ядите: сие есть тело мое».

Вместо небольшого умозрительного эссе о слове «хлеб» можно было бы написать книгу.

Народ — создатель и хранитель языка — нашел для хлеба ласковые и полные признательности слова, из которых мне достаточно привести только два, чтобы вновь вызвать в душе рой созвучных воспоминаний. В народе принято с любовью называть хлеб «хлебушком», а итальянцы и тессинцы, когда хотят высказать похвалу и по-настоящему восславить человеческую доброту, говорят: buono come il pane [121] Добрый, как хлеб (ит.). .

Гюон — персонаж старофранцузского рыцарского эпоса.

Роланд — герой поэмы Л. Ариосто «Неистовый Роланд».

Кайзерлинг, Герман (1880–1946) — немецкий писатель и философ.

Оссендовский, Антон (1846–1945) — польский писатель.

Фамагуста — город на Кипре.

Альберт Великий (1193 или 1206–1280) — средневековый ученый и философ-схоласт, в фантастических преданиях — маг.

Дзипангу — название Японии у Марко Поло (1254–1324).

Рюдигер — персонаж «Песни о Нибелунгах».

Из VII песни поэмы Л. Ариосто «Неистовый Роланд».

Дао, Кундалини — понятия восточной мистики.

Благочестивая душа (лат.).

Из поэмы К. М. Виланда (1733–1813) «Оберон».

Аграмант — персонаж поэмы Л. Ариосто «Неистовый Роланд».

Фруктовый Человечек, Смоловик, Утешитель — персонаж новеллы Э. Мерике (1804–1875) «Штутгартский Фруктовый Человечек»; там же рассказана легенда о швабском озере Блаутопф.

«Хранители короны» — роман А. Фон Арнима (1781–1831). Его герои мечтают о восстановлении династии Гогенштауфенов.

Лаушер — псевдоним Гессе.

Клингзор — герой новеллы Гессе «Последнее лето Клингзора».