Педро Аларкон - Треугольная шляпа, Пепита Хименес, Донья Перфекта, Кровь и песок

Вершиной художественного творчества Педро Антонио де Аларкона и одним из признанных шедевров испанской литературы стала повесть «Треугольная шляпа» (1874). Основанная на одной из версий популярного в испанском народе романса XVIII века, повесть отличается от народной побасенки не только масштабами, а следовательно, и новыми персонажами, иными мотивировками их поведения, но и трактовкой центрального конфликта. В народном предании мельничиха уступает любовным домогательствам коррехидора, а мельник отплачивает оскорбителю той же монетой в ночном свидании с его супругой. У Аларкона супружеская честь и мельника и коррехидора осталась незапятнанной. Объясняется это отнюдь не стремлением писателя соответствовать «требованиям приличия и скромности», как он утверждает в предисловии; во всяком случае, не только этим. Изменения в фабуле продиктовало ему его художественное чутье, логика внутреннего развития характеров действующих лиц, какими он их себе представлял и изобразил. Гордая красавица Фраскита мало чем напоминает разбитную мельничиху из романса; измена мужу для нее столь же немыслима, как естественна для ее прототипа. Да и характер дядюшки Лукаса, способного в ослеплении ревностью на безрассудство, но внутренне благородного, весьма пострадал бы в своей цельности, если бы он стал добиваться осуществления задуманной им сгоряча мести коррехидору. Дело, однако, не только в этом. Все события, о которых повествует писатель, важны для него не сами по себе, а лишь как импульс, при помощи которого приводятся в движение и раскрываются все характеры. В будничной жизни человек может показаться и не таким, каков он на самом деле; в чрезвычайных обстоятельствах он раскрывается полностью. Ситуация «двойного адюльтера», возникшая однажды ночью, как бы высветила изнутри персонажи повести, поставив в их характеристиках все точки над i.

Сомнений нет, что симпатии Аларкона на стороне дядюшки Лукаса и Фраскиты, образы которых вполне сродни тем героическим сынам народа, которых восславил писатель в своих «Маленьких национальных историях». Воплощая в этих образах нравственное здоровье народа, величие и благородство его духа, Аларкон ставит Лукаса и Фраскиту, при всей их жизненной достоверности, как бы вне времени. Ничто не изменилось бы в их характере и поведении, перенеси Аларкон действие из далекого 1805 года в современность. Зато другие персонажи — коррехидор и все его окружение — плоть от плоти своей эпохи и своего класса, их типическое воплощение. Дон Эухенио де Суньига-и-Понсе де Леон, вот уже четыре года исполняющий обязанности коррехидора городка, — не просто одряхлевший донжуан, каких было много во все времена, но еще и, прежде всего, распутный аристократ XVIII века, убежденный в том, что путь к сердцам приглянувшихся ему женщин открывают не внешность и не благородство души, а знатное имя и высокое положение. В том же убеждает его альгвасил Гардунья (в переводе с испанского его имя значит «хорек»). «Это черное пугало казалось тенью своего пестро разодетого хозяина», — пишет Аларкон. Но только казалось… Ибо на самом деле именно ему, пережившему уже трех коррехидоров, как бы воплощающему их нечистую совесть и практическую сметку, принадлежит честь изобретения хитроумной интриги, которая должна была увенчать победой похотливые помыслы его господина, а завершилась столь плачевным фиаско. Под стать коррехидору и альгвасилу также и алькальд соседней деревни Хуан Лопес, казнокрад, пьяница и распутник, который «и дома и на службе являл собой олицетворение тирании, свирепости и гордыни в обращении с людьми, от него зависящими…»

Наделив отвратительными, гротесково подчеркнутыми чертами этих трех персонажей, Аларкон, конечно, не мог не понимать, что его сатирические розги достаточно длинны, чтобы, нанося удар по трем представителям власти, задеть и самое власть, весь старый порядок, царивший в Испании еще так недавно. Критическая оценка старорежимной Испании, символизируемой треугольной шляпой, в повести Аларкона несомненна, как несомненна и консервативность его воззрений в этот период. Противоречие здесь чисто мнимое. Как бы ни относился к прошлому Аларкон, он уже ясно сознавал, что оно ушло безвозвратно. Понимание этого лишает его исторического оптимизма, ибо пришедшие на смену людям старого режима «юнцы-конституционалисты» явно не внушают ему доверия: в свое время превратив треуголку, «бедный принцип власти», о котором Аларкон вспоминает не без элегической грусти, в наряд для скомороха, они теперь (то есть в 1874 г., накануне реставрации Бурбонов) сами к этому принципу взывают и не прочь вновь водрузить треуголку на голову представителю государства. Но вместе с тем понимание неотвратимости происшедших перемен позволяет ему, поднявшись над своими политическими пристрастиями, признать, что в милом его сердцу прошлом были не только благородные дворянки, вроде доньи Мерседес, милосердные пастыри, подобные епископу, и гордые, мужественные, но отнюдь не напоминающие современных «смутьянов» Лукасы и Фраскиты, но также и коррехидор с его присными, инквизиция, майораты и вообще немало такого, чему история вынесла приговор суровый, но справедливый. Отсюда и возникает в повести тот особый взгляд на прошлое, который один из исследователей метко назвал «иронической нежностью». Вместе с добродушным юмором в обрисовке народных персонажей и разговорной интонацией всего повествования эта «ироническая нежность» создает своеобразную стилистическую атмосферу повести Аларкона. Жанровая картинка, вставленная в историческую раму, обрела подлинную масштабность и перспективу, позволившие за анекдотической историей мельничихи и коррехидора рассмотреть глубинные социальные процессы, происходившие в стране. В этом именно, а не только в жизненной достоверности описаний и обнаруживается реализм повести.

Прошлое Аларкон сумел оценить более или менее справедливо; разобраться в смысле процессов, происходивших у него на глазах, ему не позволили его консервативные воззрения. Три романа, появившиеся после «Треугольной шляпы», — «Скандал» (1875), «Дитя на шаре» (1880) и «Блудница» (1883), — написаны в жанре «тенденциозного» романа, откровенно и прямо направлены против всех тех явлений, которые Аларкон связывал с «тлетворным» влиянием революции. Ни повествовательное мастерство, ни громкая слава создателя «Треугольной шляпы» не спасли эти произведения: первые два из них получили весьма суровую оценку современной критики, а выход третьего был встречен заговором молчания. Реакционная идея убила реалистическое искусство Аларкона. Он навсегда отошел от литературной деятельности.