Педро Аларкон - Треугольная шляпа, Пепита Хименес, Донья Перфекта, Кровь и песок

— Что общего между французской революцией и одеянием пресвятой девы Марии?

Он встал и направился к дому, но не успел пройти и нескольких шагов, как рядом послышалось все то же жужжание:

— Сеньор дон Хосе, я должен поговорить с вами об одном деле. Это касается вас и может причинить вам некоторые неприятности…

— О деле? — спросил Пепе, останавливаясь. — О каком деле?

— Вы, наверное, догадываетесь, — сказал юноша, подходя к Пепе и улыбаясь с тем выражением, какое обыкновенно бывает у деловых людей, занятых чем-то очень важным. — Я хочу поговорить с вами о тяжбе…

— О тяжбе?.. Друг мой, вам, как хорошему адвокату, везде мерещатся судебные процессы и гербовая бумага.

— Как!.. Вы ничего не знаете о своем деле? — удивился Хасинто.

— О моем деле?.. Честное слово, я никогда ни с кем не судился.

— Тем более я рад, что предупредил вас… да, сеньор, вам предстоит судиться.

— Но с кем?

— С дядюшкой Ликурго и другими владельцами земель, расположенных рядом с так называемыми Топольками .

Пепе Рей изумился.

— Да, сеньор, — продолжал адвокат. — Только что между мной и сеньором Ликурго состоялась продолжительная беседа. Будучи другом этого дома, я хотел посоветовать вам поторопиться, если вы хотите все уладить.

— Но что, собственно, я должен улаживать? И чего хочет от меня этот прохвост?

— Кажется, какая-то речка, берущая свое начало в ваших владениях, изменила свое течение и заливает черепичный завод Ликурго и мельницу другого владельца, принося им значительные убытки. Мои клиент… он настоял, чтобы я помог ему в этом затруднительном положении… мой клиент, повторяю, просит вас восстановить старое русло и таким образом избегнуть новых потерь, а также возместить ему те убытки, которые он претерпел из-за нерадивости владельца соседнего имения.

— Владельцем коего являюсь я?.. Если я приму участие в процессе, это будет, пожалуй, первый плод, который принесут знаменитые Топольки , ранее принадлежавшие мне, а теперь, насколько я понял, всем, потому что Ликурго и другие крестьяне из года в год постепенно прирезывали себе мою землю, и мне предстоит немало хлопот, чтобы восстановить прежние границы.

— Это совсем другой вопрос.

— Нет, не другой. Дело в том, — сказал инженер, не в силах больше скрывать своего негодования, — что я сам возбужу процесс против этих негодников. Они, вероятно, хотят так надоесть мне, чтобы я вышел из терпения и, послав все к черту, предоставил им возможность владеть награбленным добром. Посмотрим, существуют ли здесь адвокаты и судьи, которые осмелятся защищать позорные махинации этих деревенских законодателей, живущих судебными процессами и, как червь, подтачивающих чужую собственность. Молодой человек, я чрезвычайно признателен вам за ваше предостережение относительно опасных намерений этих негодяев, которые, очевидно, — сущие черти. Должен лишь заметить, что этот самый черепичный завод и мельница, на которые претендует Ликурго, принадлежат мне…

— Надо проверить, действительны ли еще ваши свидетельства о собственности, быть может, срок их действия уже давно истек, — возразил Хасинто.

— Какие там сроки!.. Я не позволю этим негодяям насмехаться надо мной. Надеюсь, судебные органы Орбахосы достаточно честны и справедливы.

— О, вне всякого сомнения! — не без хвастовства воскликнул молодой адвокат. — Судья превосходный человек. Он бывает в этом доме каждый вечер… Странно только, почему вам ничего не известно о претензиях сеньора Ликурго… Вас еще не приглашали в суд и не предлагали пойти на мировую?

— Нет.

— Должно быть, пригласят завтра… Мне очень жаль, что поспешность сеньора Ликурго лишила меня удовольствия и чести защищать ваши права, но что поделаешь… Ликурго так просил помочь ему в этом затруднительном положении. Но я обещаю вам изучить дело со всей тщательностью. Хитроумные законы землевладения — самое трудное в юриспруденции.

Пепе вошел в столовую в самом скверном настроении. Донья Перфекта беседовала со священником, а Росарио сидела одна, устремив глаза на дверь. Без сомнения, она ждала брата.

— Иди-ка сюда, бесстыдник, — обратилась к нему сеньора, не очень искренне улыбаясь, — ты обидел нас, великий грешник, но мы прощаем тебя. Я нисколько не сомневаюсь, что мы с дочерью невежды, не способные достигнуть тех вершин знания, где обитаешь ты, но, может быть… в один прекрасный день ты на коленях будешь умолять нас обучить тебя закону божьему.

Пепе ответил туманными, ничего не значащими любезностями и выразил свое раскаяние.

— Что касается меня, — вставил дон Иносенсио, придавая своим глазам ласковое, кроткое выражение, — то если в ходе наших праздных споров я и сказал что-нибудь могущее обидеть сеньора дона Хосе, прошу простить меня. Мы все тут друзья.

— Благодарю вас. Не стоит беспокоиться…

— Несмотря ни на что, — заметила донья Перфекта уже с более естественной улыбкой, — несмотря на все твое сумасбродство и безбожие, ты для меня все так же дорог, мой племянник… Как ты думаешь, чем я намерена заняться сегодня вечером? Я хочу выбить из головы дядюшки Ликурго глупости, с которыми он к тебе пристает. Я велела ему зайти, и он ждет меня в коридоре. Можешь не беспокоиться, я все улажу, хотя знаю, что он имеет некоторые основания…

— Спасибо, милая тетушка, — ответил Пепе, преисполненный чувства благодарности, всегда с легкостью пробуждавшегося в его душе.

Пепе Рей поглядывал на сестру, испытывая неодолимое желание приблизиться к ней, однако хитрые вопросы каноника не позволяли ему отойти от доньи Перфекты. Росарио была печальна и с грустным безразличием слушала болтовню юного адвоката. Хасинто, подсев к ней, засыпал ее градом скучных фраз, приправленных дешевыми каламбурами и пошлыми остротами.

— Плохо то, — сказала донья Перфекта племяннику, заметив, как он наблюдает за Росарио и Хасинтито, составлявших столь неподходящую пару, — что ты обидел бедную Росарио. Ты должен сделать все возможное, чтобы она простила тебя. Бедняжка такая добрая!..

— О да, она так добра, — подхватил каноник, — что, без сомнения, простит своего кузена.

— Мне кажется, Росарио уже простила меня, — заявил Рей.

— Конечно, сердце ангела не может долго таить обиду, — сладким голосом продолжал Иносенсио. — Я имею некоторое влияние на девушку и попытаюсь рассеять в ее благородной душе всякое предубеждение против вас. Стоит мне сказать два слова…

Пепе почувствовал, как его снова заволакивает черная туча, и заносчиво проговорил:

— Может быть, в этом нет никакой необходимости.

— Нет, нет, не сейчас, — продолжал священник, — сейчас она занята болтовней с Хасинтито… Бесенята! Когда они заговорятся, им лучше не мешать.