Стивен Спендер - Храм

Полу вспомнилось, как мило разговаривала с Эрнстом Ирми, как радушно приняли его Иоахим и Вилли.

— Я просто не хочу, чтобы ты трясся надо мной, как старая клуша.

— В некоторых отношениях я предпочитаю вечеринки, на которых бывал в Англии, хотя у таких, как эта, имеются, так сказать, определенные преимущества. — Вид у Эрнста был загадочный.

— Тебе понравился Кембридж?

— Это было самое чудесное время в моей жизни. Ах, Даунинг-Колледж!

Танцы прекратились. В комнате воцарилась тишина. Эрнст прошептал:

— Полагаю, ты считаешь эту компанию довольно странной.

— Мне нравятся твои друзья.

— Я рад, что они тебе нравятся. Я на это надеялся. Нет, я был в этом уверен. Ну конечно, я это знал. Ведь я знал тебя достаточно хорошо, даже во время того завтрака в Оксфорде. И прочел твое стихотворение о твоем друге Марстоне. Ему, кажется, присуща невинность, которая напоминает мне о тебе. «Он грому подобен во гневе, но тих его нрав английский». Так по-английски! А знаешь, я даже рад, что ты сейчас на меня рассердился, поскольку мне сразу вспомнилась эта строчка. На какое-то мгновение я почти представил себе, что ты — Марстон. — Он продолжал своим вкрадчивым голосом: — Сегодняшняя вечеринка представляет для меня особый интерес, потому что многое происходит подспудно. — Потом он спросил:

— Тебе понравилась Ирми?

— По-моему, она очаровательна.

— Очаровательна, — Эрнст рассмеялся. — Я рад, что ты это сказал! Очаровательна — mon juste [3] точное слово (фр.). . Ирми всегда счастлива и беспечна, как бабочка, порхающая с цветка на цветок. А ведь жизнь у нее не из легких. По правде говоря, около года назад она попала в очень большую беду. Она почти родила. Разумеется, это большой-большой секрет.

— Что значит «почти»?

— Ну, ей пришлось лечь в больницу на операцию… Потом все это уладили.

А ведь Полу почудилось было, что он первый молодой мужчина, к которому она прижалась всем телом. Ему казалось, что они никогда не забудут друг друга.

— В ее жизни это было как бы маленькое облачко. Оно развеялось. И теперь она снова счастлива, как прежде.

— Bitt setzt euch! [4] Прошу садиться (нем.). — крикнул Иоахим.

Все уселись на пол перед экраном, висевшим над книжными полками на стене — смотреть фильм. Вилли погасил свет и сел рядом с Полом, который уже слегка опьянел от абсента. К мысли об Ирме, делающей аборт, примешивалось воспоминание о том, как они с ней танцевали, вновь ставшее приятным. Пока он сидел в темноте, дожидаясь начала фильма, цвета, звуки, запахи, вкус абсента, обрывки запомнившихся разговоров переплетались с его мыслями, образуя узоры в сознании.

Из тьмы вырвался фильм, ряд новых образов у него в голове. Парни и девушки, зигзагами спускающиеся на лыжах по заснеженному склону. Небо, черное на фоне снега. Достигнув небольшого пригорка внизу, они поднимали палки, дабы придать себе ускорение. Одна девушка посмотрела прямо в объектив. Казалось, она приветствует кого-то из сидящих в комнате Иоахима. Все рассмеялись, раздались аплодисменты и возгласы «Иоахим!» Место действия перенеслось на борт парохода, под жаркое небо. На палубе вычерчивали прямые и изогнутые линии серо-стальные тени. Иоахим, облокотившись на поручень, вглядывался в морскую даль. Лицо его застыло в неподвижности. Он обернулся — дабы посмеяться над сидящими в комнате друзьями, — зажмурившись и сморщившись в солнечном свете. И вот он уже играл в палубный теннис, смеялся и жестикулировал, обращаясь с той палубы к своим друзьям в этой комнате. Пол был его другом. Потом на экране возникла вечеринка, в этой самой квартире, появились танцующие парни и девушки. Одни танцевали там, тогда, другие здесь, сейчас. Камера неторопливо двигалась средь кружащихся и извивающихся фигур, запечатлевая интерьер квартиры, трубчатую мебель, кубические светильники, останавливаясь время от времени на привлекательном личике, обнаженном торсе, бедре, босой ноге. Внезапно все повалились друг на друга на пол, в том числе и некоторые из находившихся сейчас в этой комнате. Скосив сверкающие глаза на источник света, Вилли лежа гладил по голове Ирми, лежавшую рядом с ним, рядом с Полом. Вилли повернулся, обратив к свету лицо, и поцеловал ее в макушку, а потом его заснятые сверху густые вьющиеся волосы заслонили от света ее губы. Все рассмеялись. Пол услышал, как смеется Вилли, лежащий рядом с ним на полу. Рассмеялся и Пол.

Вновь в квартире зажегся свет. Все встали, трепеща, на миг онемев. Две или три пары начали неслышно танцевать, без музыки. Одна пара остановилась, замерев в живой картине объятий.

Пол услышал, как Ирми зовет Вилли, и увидел, что они вместе направляются к выходу. Он почувствовал пьяную ревность. Вилли и его подружки в комнате уже не было. Казалось, очень долго прождал Пол у голубой щели окна, прислонясь к подоконнику. Ему хотелось знать, чем занимаются Ирми и Вилли.

Потом вдруг оказалось, что Пол упал и лежит на спине. На какой-то миг он потерял сознание. Потом он смотрел снизу на лица, смотревшие сверху на него. Головы и плечи гостей образовывали неровную рамку, за которой виднелся потолок, подобно зеркалу, отражавший электрический свет. Одна девушка отделилась от рамки, оставив в ней брешь, и спустя мгновение возвратилась с пропитанной холодной водою губкой, которую стала осторожно прикладывать к его лбу, щекам и губам. Она погладила его по голове. Это была Ирми. Он с трудом поднялся.

— Ну, как ты? — спросил Иоахим, глядя на него расширенными от изумления глазами.

— Превосходно.

Иоахим тотчас же отошел. Подошел Эрнст с видом отечески озабоченного человека, который привел в гости друга, позволившего себе непростительную бестактность.

— Если ты уже хорошо себя чувствуешь, думаю, нам пора домой, — строго сказал он.

— Сначала я хочу пожелать Вилли доброй ночи.

— А где он?

— Он кое с кем вышел из комнаты.

Эрнст вопросительно посмотрел на Пола, потом удалился и через минуту вернулся с Вилли.

— Что ты хотел, Пол? — спросил Вилли, улыбнувшись.

— Я просто хотел пожелать тебе доброй ночи, Вилли.

— А, только и всего? Как забавно! — он рассмеялся.

— Ну что, пошли? — Пол попрощался с Вилли, который сердечно пожал ему руку и сказал, что спустится вниз, чтобы попрощаться с ними на улице. Пока они разговаривали, стоя в дверях, вышел Иоахим с несколькими собравшимися уходить гостями. Все, то и дело спотыкаясь, спустились на восемь пролетов вниз.

На улице Иоахим сказал Полу:

— Я всегда говорю, что, если мои друзья поднимаются ко мне пешком на такую верхотуру, значит, они меня нежно любят.

— Они действительно тебя очень любят, Иоахим, — сказал, взбудоражено рассмеявшись, Вилли.

Выйдя на дорогу, все распрощались и пожали друг другу руки.