Стивен Спендер - Храм

Пол с Эрнстом остались одни.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Эрнст.

— Нормально. Я окончательно пришел в себя. Понять не могу, что со мной произошло. Раньше я никогда не падал в обморок.

— Ну, это все пустяки. Никто, в общем-то, и не заметил. А Вилли теперь счастлив. Я рад. Он не был счастлив большую часть вечера.

— Что ты имеешь в виду?

— Он вернулся наверх вместе с Иоахимом. Думаю, в какой-то момент он боялся, что его не пригласят. Однако, как видишь, все обернулось к лучшему. Я рад.

В присутствии Эрнста у Пола возникало такое чувство, будто присутствие это ему кем-то навязано. Пытаясь преградить Эрнсту путь в свое сознание, он принялся разглядывать дома и деревья, окружавшие их внизу, на улице. Они подошли к мосту через глубокую речку, впадавшую в Альстер. Перегнувшись через парапет, Пол взглянул вниз и на другой берег озера. С небом что-то происходило. Солнце еще не взошло, но и темнота уже не была кромешной, а небо постепенно обретало прозрачность. Капля за каплей, точно резервуар водой, оно наполнялось светом. На фоне бледнеющего неба Пол увидел бахрому листвы, висящую на ветвях, подобно скрытым в тени распущенным волосам.

— Удивительно, как она висит!

— Да, висит. Это mot juste для описания листвы. Теперь я понимаю, как все происходит, когда ты пишешь стихи.

— А сам-то ты стихи пишешь, Эрнст?

— Вообще-то уже давно не пишу. Самое смешное, что когда мне все-таки хочется что-нибудь написать, на ум неизменно приходит французская или английская строчка, а не фраза на моем родном языке.

Он упрямый, надоедливый, приставучий, он подражатель, ни на минуту не оставляет меня в покое, он тенью липнет к моим ногам.

— Светает! — неожиданно вскричал Эрнст, семафором вскинув правую руку.

— Знаю. Знаю. Знаю.

Они подошли к резиденции Штокманов. В сумрачном свете Пол разглядел силуэты особняков этого миллионерского района. В голове у него постоянно вертелись две стихотворные строчки:

Эрнст открыл массивные двери, и они на цыпочках вошли в дом, стараясь как можно меньше шуметь на лестнице. Когда они проходили мимо одной из комнат второго этажа, Пол заметил свет, пробивавшийся из-под двери. Эрнст едва заметно вздрогнул и повернул назад. Потом он вновь последовал за Полом и попросил его подняться на следующий этаж в его комнату, пообещав тотчас же туда прийти. Он шепотом объяснил, что мать почти наверняка не спала всю ночь, дожидаясь его возвращения с Иоахимовой вечеринки, и что он должен с ней поговорить.

Испытывая необъяснимое чувство вины, Пол ждал у себя в комнате. Через несколько минут появился Эрнст. Он казался спокойным и непреклонным.

— Ну и как?

— Пустяки. Мама в своем репертуаре, но это не имеет значения. Конечно, это мучительно, ведь она все-таки мать. Похоже, она уже настроена против тебя. Но я всегда делаю то, что хочу. Ты не ее гость, а мой. — Оглянувшись и подойдя к Полу, он повторил: — Я не обращаю внимания. Я поступаю по-своему. Делаю то, что хочу.

— Могу я чем-нибудь помочь?

Полу вдруг стало жаль его.

Эрнст пожал плечами, как бы желая сказать, что не нуждается в помощи.

— Эрнст, почему у тебя такой грустный вид? — спросил Пол, думая о том, какие вопросы мог бы задать на его месте Уилмот.

— Это доказывает, как мало ты меня понимаешь. Я не грущу. Ведь ты здесь.

Пол поднялся и направился к выходу, решив, что разговор окончен. Когда он уже дошел до двери, Эрнст сказал:

— Ты мог бы мне помочь. Ты единственный человек из всех, кого я когда-либо встречал, который мог бы.

— Как?

Пол знал, что в эту минуту он способен что-то сделать для спасения Эрнста. Сделать то, что мог бы посоветовать Уилмот. Он весь дрожал. Эрнст, совсем другой человек, счастливый. Свершилось чудо. Эрнст уже стоял совсем рядом с Полом. Он положил руку ему на плечо. Не столько сам поступок вызвал у Пола отвращение, когда Эрнст неожиданно его поцеловал, сколько выражение Эрнстовых глаз.

После того, как горничная принесла ему на завтрак кофе и булочки, он все утро писал у себя в комнате. Эрнст ушел в контору Штокманов. Решив, что он должен дать горничной время прибрать комнату, Пол начал спускаться по лестнице с намерением выйти и прогуляться по берегу озера. Когда он дошел до двери на площадке второго этажа — той двери, под которой ночью (вернее, утром) Эрнст увидел все еще горевший у матери свет, — она неожиданно распахнулась. На пороге появилась фрау Штокман. Она была в пеньюаре, распущенные волосы ниспадали на плечи, на морщинистом, некрасивом лице отсутствовала косметика, груди обвисли. Очевидно, она так и не уснула.

— Зайдите ко мне, герр Пол Скоунер, — скомандовала она. — Я хочу с вами поговорить.

Комната, довольно просторная, производила впечатление сплошь выкрашенной в ярко-красный цвет. Стены были обиты алой материей, как и диван, и два ореховых кресла. Того же цвета были и занавески. Имелись туалетный столик с овальным зеркалом и весьма внушительный письменный стол. Комната казалась роскошной рамой для огромной акварели с изображением порыжевших, увядающих хризантем. Пол сразу же сбил фрау Штокман с толку, спросив фамилию художника. Оказалось, что это Нольде.

Выпалив сию информации, фрау Штокман уселась в одно из кресел и велела Полу пододвинуть поближе второе и сесть напротив. С трудом выдавив улыбку, она сказала:

— Надеюсь, вы получили удовольствие от своего краткого визита в Гамбург.

Пол обратил внимание на прошедшее время.

— Огромное удовольствие. Большое вам спасибо за то, что вы любезно согласились меня принять.

— Когда Эрнст сообщил мне, что ждет гостя из Англии, я была очень довольна, — сказала она. — Я подумала, наконец-то у сына появился хороший друг, молодой, подающий надежды поэт — как сказал мне Эрнст, — серьезный человек. Он сумеет разделить с Эрнстом все его интеллектуальные увлечения. Моим мысленным взорам уже рисовалось, как они вместе ходят на концерты, в картинные галереи и осматривают архитектурные сооружения этого города, которые пользуются всемирной известностью. В Гамбурге ведь так много культуры! А совсем рядом, по соседству, расположены ганзейские города, Бремен и Любек, тоже достойные внимания. Они возьмут напрокат автомобиль, Эрнст сядет за руль и покажет ему, где Томас Манн написал своих «Будденброков», думала я.

— Я действительно очень хочу увидеть эти места. Но…

Она подхватила слово «но» и резко продолжила:

— Но вы с Эрнстом слишком заняты вечеринками в компании Иоахима Ленца и его друга Вилли.

— Думаю, должен сказать вам, фрау Штокман, что Иоахим Ленц мне очень понравился.