Стивен Спендер - Храм

— Да у тебя, оказывается, нервишки пошаливают!

На нем были белые резиновые тапочки, серые фланелевые брюки и белая спортивная майка. Пол уже успел привыкнуть к его необычным нарядам, но этот счел ужасным. В облегающей белой майке, светлых брюках, розовых носках и почти белых тапочках, с его серым лицом за очками в черной оправе, красовавшимися над этой одеждой, с его мертвенным взором он напоминал Полу — кого? Возможно, древнего египтянина, мумифицированного и спеленутого бинтами, подготовленного к погребению.

— Зачем это ты так вырядился, Эрнст?

— Да у тебя, Пол, и в самом деле испуганный вид! Ничего страшного не произошло. Просто я предпочитаю постоянно быть в форме. Мы с Карлом немного позанимались спортом.

— Что это за Карл?

— Ты что, не знаешь, кто такой Карл? Хотя нет, наверно, не знаешь. Это мальчик, с которым я разговаривал два дня назад, в Schwimmbad на берегу. Разве ты не слышал, как я сказал ему: «Auf Wiederseren, bis übermorgen»? К настоящему времени ты должен уже достаточно знать немецкий, чтобы это понять. Я учил Карла боксировать. По-моему, тренированность тела очень важна. Да, очень важна, особенно сейчас и особенно для нас, немцев. — Он пристально посмотрел на Пола. — Если не возражаешь, я скажу, что тебе и самому было бы полезно заняться спортом. Ты слегка сутулишься, да и грудные мышцы твои нуждаются в развитии. Избыток поэзии тело не укрепляет, даже укрепляя дух. В новой Германии люди, подобные нашему другу Иоахиму, предпочитают стихи, сочиненные на теле, а не на бумаге. — Внезапно он умолк, а потом, вытянув руки вверх, сказал: — Смотри, я сейчас тебе покажу.

Он встал посреди комнаты, согнул пальцы, не сжимая их в кулаки, и принялся с размеренностью метронома размахивать перед собой руками из стороны в сторону, из стороны в сторону. Такого упражнения Пол еще никогда не видел. Тело Эрнста было полностью расслаблено, он наклонялся вперед, как марионетка. Руки его уже двигались кругами — спереди, сзади.

Движения у него были красивые, четкие, мерзкие. Движения поглотили его всецело. Потом он поднял голову и с обычной своей улыбочкой взглянул на Пола.

— Не хочешь попробовать?

— Пожалуй, нет. У меня наверняка не получится.

— Да нет же, получится. Это совсем не трудно, надо только поймать ритм. Пойдем в ту комнату, где я храню свои инструменты. Как они у вас называются?

Пол попытался подобрать нужное слово, но столь же безуспешно, как и Эрнст. Неужели он начал забывать английский?

Эрнст привел Пола в комнату на самом верху. Это была просторная мансарда с массивными черными балками и настилом из голых сосновых досок, покрытых лаком, отражавших свет из застекленного люка в крыше.

— Ну, попробуй, — сказал Эрнст.

Пол принялся шевелить руками в слабой попытке повторить упражнение.

— Нет-нет. Извини, но это совсем неправильно. Смотри, ты должен наклониться вперед, вот так, совершенно свободно, а потом, все еще держа наклон вперед, просто переносить вес с одной стороны на другую и одновременно давать рукам возможность самим раскачиваться из стороны в сторону, вот так…

Он встал посреди комнаты, чтобы показать Полу, как это делается. И вновь Эрнст полностью отдался упражнению. Пол заметил, что затылок его слегка раскачивается, подобно маятнику, висящему между черными потолочными балками и бликами оконного света на дощатом настиле. Прежде чем Эрнст закончил, Пол принялся подражать его движениям.

— О нет. Боюсь, так тоже не пойдет. Давай я тебе помогу.

Он встал у Пола за спиной и положил руки ему на плечо.

— Вот так, — Эрнст наклонил туловище Пола в сторону. — И вот так. — Он повернул туловище в другую.

— Да, — вымолвил Эрнст озабоченным тоном внимательного врача. — Так я и думал. Мышцы у тебя очень напряжены. Тебе следует почаще это проделывать. Ты должен иногда заниматься со мной перед завтраком. Так, вправо… влево…

Пол ощутил у себя на волосах дыхание Эрнста.

— Ничего не выйдет! — вскричал Пол, шарахнувшись от него. — Бесполезно! Ничего не выйдет!

Пол уже ненавидел Эрнста.

— Ну, конечно, если не хочешь, можешь не продолжать. Пока хватит. Может, в другой раз. Думаю, ты немного устал. Жаль, что я вообще заставил тебя сюда подняться.

— И вовсе я не устал. Но я попросту не умею делать подобные вещи. У меня в голове они ассоциируются с учебными заведениями и дисциплиной. По какой-то причине я всегда противился улучшению своих физических данных. В школе я терпеть не мог тренировки.

Пол опасался, как бы Эрнст не заметил, что вызывает у него физическое отвращение. Он попытался завуалировать свои чувства словами.

Эрнст сказал:

— Тогда давай спустимся ко мне в комнату.

Когда они вновь оказались в его просторной, уютной комнате с ее подъемными жалюзи, опущенными для защиты мебели, книг и бумаг от лета, Эрнст сказал:

— Присядь на диван. Ты ведь немного устал, не правда ли?

— Я ничуть не устал.

— Думаю, ты усталее — или правильнее будет сказать «больше устал»? — чем себе представляешь. У тебя усталый вид. С моей стороны было неосмотрительно не заметить этого раньше. Я себя за это виню.

Он сел на диван рядом с Полом. Казалось, он наблюдает за Полом с большой высоты.

— Что ты читаешь? — спросил Пол, показав на книгу, лежавшую на Эрнстовом столе.

— Одно эссе Валери. Я ведь еще не показывал тебе свои книги, не правда ли? У меня есть несколько довольно редких книг по искусству, на которые ты, возможно, захочешь взглянуть.

Минут пятнадцать они доставали книги с полок. Эрнстовы книги Пол счел интересными, но все удовольствие пошло насмарку, поскольку он постоянно сознавал, что Эрнст заглядывает ему через плечо, отпуская критические замечания, желая узнать, та ему книга больше понравится или эта, надеясь, что он не испачкает пальцами страницы.

У Эрнста был неплохой вкус, и Пол обнаружил, что с ним приятно поговорить о книгах. Когда Эрнст завел речь о поэзии Рильке, он даже забылся в попытке ясно выразить свои мысли по-английски. По-английски он говорил с наслаждением, присущим истинным мастерам слова.

Взяв с полки томик эссе Вальтера Мёринга, Эрнст сказал:

— Дело в том, что человек, который это написал, приходится мне совершенно особенным другом. Это действительно очень интересный человек, талантливый критик как книг, так и жизни. Думаю, он, может быть, даже великий сатирик, хотя я, разумеется, осведомлен и о его недостатках.

Внезапный ехидный смешок — после чего он продолжил, показав Полу дарственную надпись на форзаце книги, начинавшуюся словами «Lieber Ernst».

— Любопытно узнать, интересуешься ли ты почерком. Если интересуешься, тебе, возможно, захочется разобраться в том, что Мёринг здесь написал. Видишь ли, в словах, написанных мелким почерком, есть некая одухотворенность. Думаю, по почерку можно очень многое узнать о характере пишущего. Я всегда очень внимательно смотрю на почерк тех писем, которые получаю.