Стивен Спендер - Храм

Затем Пол принялся рассматривать фотографию Вилли, сжимающего в руках большой резиновый мяч и смеющегося. Иоахим спросил Пола, какого тот мнения о Вилли.

— Он мне ужасно нравится.

— Да, мне тоже он очень нравится. Но, знаешь, слишком уж он безупречный. Бывают люди настолько хорошие, что их совершенно не в чем упрекнуть, отчего с ними делается скучновато. Вилли, наверно, тоже из таких. Ради меня он готов на все. Он всегда благожелателен. В нем нет совсем ничего, на что бы я мог пожаловаться. Но именно из-за того, что он такой безупречный, мне не слишком-то часто хочется с ним видеться. Зачастую мне нравятся люди недоброжелательные, даже злые. Они интересны мне, если я понимаю, какое из присущих им свойств человеческой природы их портит. Наверно, я хотел бы влюбиться в человека по-настоящему БЕЗНРАВСТВЕННОГО. Во всяком случае, очень скоро вполне могу захотеть.

Потом Иоахим сказал:

— Пока Вилли нет, Пол, я бы хотел тебя сфотографировать. Он закрепил свою фотокамеру, «Фойгтляндер Рефлекс», на треноге и велел Полу встать в конце комнаты, поскольку хотел сделать портрет во весь рост. Лампы он расположил так, что свет падал на Пола сверху, отчего поблескивали волосы, лоб и особенно глаза, а вся нижняя часть лица, кроме губ, оставалась в тени. Освещена была и рубашка, чью белизну рассекал надвое галстук, похожий на птичье перо, а в тени на сей раз оставались твидовые, в елочку, брюки, подпоясанные галстуком-самовязом. Пол смахивал на церковного служку с картины Эль Греко: тело слегка гнется в поклоне, руки бесхитростно болтаются по бокам, взор ярко освещенных глаз, похоже, устремлен в небеса, на пухлых губах застыла простодушная, доверчивая улыбка. Он был неуклюж и нелеп, за что и нравился Иоахиму.

— Мне хотелось, чтобы ты был похож на большую восковую свечу на алтаре.

Через несколько минут пришел Вилли. Они вышли из дома и направились к станции метро.

С поезда они сошли на станции «Фрайхайт», располагавшейся на одноименной широкой улице. У выхода из метро их уже дожидался Эрнст. Казалось, почти в каждом здании на Фрайхайт есть ресторан, кафе или бар, ярко освещенные. Они свернули на улицу, которая вела к порту и, миновав портовый район с очень старыми домами, вышли к пристани. Там стояли, перегнувшись через поручень, мужчины, женщины и мальчишки, глазевшие в пустоту над водой, чего-то безучастно дожидавшиеся. Друзья уставились на этих людей, а те в ответ уставились на них. Казалось, обе компании разглядывают друг друга, словно фигурки на сцене. Пол отвел взгляд от этой группы людей и посмотрел в сторону гавани. Там был пирс, соединенный с набережной миниатюрным, почти игрушечным висячим мостиком. Вдали, за желтыми огнями пирса, звездной россыпью сверкали белые огни пароходов, а еще дальше — подъемных кранов и прочих сооружений. Воздух был пропитан портовыми запахами гудрона и нефти. Вдалеке раздавались удары, редкие возгласы, прогремел взрыв, сверкнула яркая вспышка.

Они стояли и ждали, пока Иоахим пытался припомнить дорогу к некоему особенному Lokal [16] Заведению (нем.). , где, по его мнению, должно было понравиться Полу.

Повернувшись лицом к пристани, он увидел огни «Фокселя», того самого заведения, которое искал. Эрнст, шедший рядом с Полом, завел свой вечерний репортаж:

— В этом смысле у Иоахима поразительные способности. Ему известно каждое увеселительное Lokal в городе. Разумеется, ему удается бывать здесь чаще, чем мне. Я восхищаюсь его предприимчивостью.

«Фоксель» оказался таким тесным и переполненным (он явно был приманкой для туристов), что им с трудом удалось туда втиснуться. Эрнст шепнул Полу, что заведение напоминает ему «Лавку древностей» Диккенса и оно безусловно было диккенсовским, хотя, подумал Пол, в большей степени все же раблезианским. Хозяином-буфетчиком был уродливый старый моряк с небритым квадратным подбородком и муссолиниевскими глазами навыкате. По-видимому, он собрал у себя в таверне целую коллекцию сувениров, привезенных из многочисленных дальних странствий. На потолке висели чучела аллигаторов, причем так низко, что Полу, даже сидя за стойкой, приходилось наклонять голову, дабы о них не удариться. К деревянным стенам, точно щиты с гербами, были прибиты затвердевшие, как кожа, летучие мыши с распростертыми крыльями. В конце стойки была изгородь из высушенной пампасной травы. Под табуретом, на котором сидел Иоахим, сжался на полу дикобраз с глазками из блестящих стеклянных бусинок. Вилли перевел Полу надписи, сделанные готическим шрифтом на пергаментных бирках. Две вспученные красновато-коричневые тыквы, «Геркулесовы гениталии», были, как гласила надпись, привезены с одноименных столпов. Каждая бирка была воплощением непристойности, и посетители то и дело громко хохотали, однако на лице старого морского волка, стоявшего за стойкой и разносившего напитки, ни разу не дрогнул ни один мускул.

Выйдя оттуда, они по боковой улочке направились обратно на Фрайхайт. Магазинные и ресторанные вывески были написаны по-китайски. Иоахим рассказал Полу о драках и поножовщине между моряками. Ходить по некоторым улицам в одиночестве было опасно. Кто-нибудь мог набросить прохожему на лицо платок, обшарить его одежду в поисках ценностей и бросить его, обобранного и избитого, а может, и умирающего, в канаве. В барах было полным-полно торговцев наркотиками. Пола все это весьма заинтриговало.

Иоахим оставил Пола и догнал Вилли, который шел немного впереди. Эрнст, шедший рядом с Полом, все говорил и говорил, как бы продолжая беседу, начатую днем в его кабинете.

— Кстати, Пол…

— Да?

— Помнишь, о чем мы говорили сегодня днем?

— Сейчас об этом вспоминать не хочется.

— Ты очень серьезно расстроил меня в конце нашего разговора, когда намекнул, что тебе, возможно, придется покинуть наш дом. Я все еще глубоко оскорблен тем, что ты это сказал.

— Мы же договорились, что я уеду послезавтра. Это дело решенное.

Мимо пробежали и скрылись в подворотне две шлюхи.

— Мы ни о чем не договаривались, Пол. Вопрос так и остался открытым. Но теперь, боюсь, я должен спросить тебя, не сможешь ли ты уехать первого августа.

Иоахим оглянулся проверить, не отстали ли они.

— Именно об этом своем намерении я тебе и сказал. Именно об этом мы и договорились.

— Я рад, что ты так спокойно воспринимаешь то, что наверняка является для тебя страшным ударом. Дело в том, что мама только что заявила мне, что первого ждет еще троих гостей, поэтому она будет хотеть, чтобы комната, в которой ты живешь…

— Вчера она мне об этом уже сказала.

Они вошли в громадный пивной зал, где оркестранты в коротких баварских кожаных штанишках аккомпанировали хору заливавшихся йодлем альпийских дев. Стены были размалеваны фресками с видами Альп и баварских озер. На противоположной стене изображенная размером в три натуральные величины корова нерешительно помотала головой, подняла хвост, уронила что-то влажное на пол и замычала. Они выпили пива и отведали нарезанной кусочками сырой репы — баварского блюда, предположил Пол. Потом они вновь вышли на улицу.