Арчибальд Кронин - Цитадель

Кристин спокойно и рассудительно утешала его, лежа рядом с ним в темноте.

— Что же, ты хотел бы всю жизнь проторчать на работе среди уэльских шахтеров? Мы здесь были счастливы, но пора нам и двинуться отсюда,

— Однако, послушай, Крис, — сокрушался Эндрью, — у нас же не хватит денег, чтобы откупить у кого-нибудь практику. Нам следовало еще подкопить, раньше чем сниматься с якоря.

Она сонно возразила:

— При чем тут деньги? К тому же мы все равно истратим все или почти все на то, чтобы прокатиться куда-нибудь. Пойми, ведь вот уже скоро четыре года мы почти не выезжали из этого старого городишка.

Она заразила его своим настроением. Наутро мир уже казался ему веселым местом, в котором можно жить без забот. За завтраком, который он уписывал с аппетитом, он объявил:

— А ты неплохая девочка, Крис. Вместо того чтобы становиться на ходули твердить мне, что ждешь от меня великих дел, что мне пора выйти в люди и создать себе имя и так далее, ты просто...

Кристин его не слушала. Она некстати возразила:

— Право, мой друг, тебе бы не следовало так мять газету! Я думала, что только женщины это делают. Ну, как я теперь прочту отдел садоводства?

— А ты его не читай. — По дороге к двери он, смеясь, поцеловал ее. — Ты лучше думай обо мне.

Теперь он был преисполнен отваги, готов пытать счастья в мире. Вместе с тем, повинуясь природной осторожности, он невольно проверял итоги своих достижений: у него звание Ч.К.Т.О., степень доктора медицины и свыше трехсот фунтов в банке. При наличии всего этого они с Кристин, конечно, голодать не будут.

Хорошо, что решение их было непоколебимо. Настроение в городе резко изменилось в его пользу. Теперь, когда он уходил по собственному желанию, все хотели, чтобы он остался.

Кульминационный момент наступил через неделю после заседания, когда в «Вейл Вью» явилась депутация во главе с Оуэном просить Эндрью, чтобы он пересмотрел свое решение, но ничего не добилась. После этого озлобление против Эда Ченкина достигло крайних пределов. В рабочих кварталах ему улюлюкали вслед, из шахты дважды провожали домой «оркестром свистулек» — позор, которому рабочие обычно подвергали только штрейкбрехеров.

После всех этих местных откликов на его работу Эндрью казалось удивительным, что диссертация его, по-видимому, легко завоевала мир за пределами Эберло. Она дала ему степень доктора медицины. Она была напечатана в английском журнале «Производство и здоровье» и выпущена брошюрой в Соединенных Штатах «Американским о-вом гигиены». А кроме того, она принесла ему три письма.

Первое было от одной фирмы на Брик-лейн, сообщавшей, что ему посланы образцы их патентованного «Пульмо-сиропа», верного средства против легочных болезней, за которое они получили сотни благодарственных писем, в том числе и несколько от известных врачей. Фирма выражала надежду, что доктор Мэнсон рекомендует своим пациентам-шахтерам «Пульмо-сироп», тем более, что он вылечивает и от ревматизма.

Второе письмо было от профессора Челлиса — с восторженными поздравлениями и комплиментами. Кончалось письмо вопросом, не может ли Эндрью как-нибудь на этой неделе побывать в Кардиффском институте. В постскриптуме Челлис добавлял: « Постарайтесь заехать в четверг ».

Но Эндрью в спешке последних дней не имел возможности этого сделать. Он в рассеянности сунул куда-то письмо и забыл на него ответить.

Зато на третье письмо он ответил тотчас же, ему он искренно обрадовался. То было необычайное, волнующее письмо, и пришло оно из Орегона, через Атлантический океан. Эндрью читал и перечитывал написанные на машинке листки, потом в волнении пошел с ними к Кристин.

— Какое милое письмо, Крис! Это из Америки, от одного человека, по имени Стилмен, от Ричарда Стилмена. Ты, верно, никогда о нем не слыхала, а я слыхал. Он страшно хвалит мою работу о вдыхании пыли. Больше, гораздо больше, чем Челлис, — ах, черт возьми, ведь я не ответил Челлису на письмо!.. Этот малый — Стилмен — отлично понял мою мысль, он даже поправляет меня в двух-трех пунктах. По-видимому, активным разрушительным элементом в кремнеземе является серицит. Мне помешало до этого додуматься недостаточное знание химии. Но какое чудесное письмо, какое лестное — и от самого Стилмена!

— Да? — Кристин вопросительно прищурилась. — А что, это какой-нибудь американский врач?

— Нет, то-то и любопытно. Он, собственно, физик. Но он заведует клиникой по легочным болезням вблизи Портленда, в Орегоне, — вот видишь, это здесь напечатано. Некоторые его не признают, но он в своем роде такая же крупная величина, как Спалингер [26] Известный швейцарец (не врач), создавший собственный метод лечения туберкулеза легких. . Я тебе расскажу о нем как-нибудь, когда у меня будет время.

Уже одно то, что он сразу сел писать ответ Стилмену, показывало, как он ценил его внимание.

Оба они с Кристин были теперь поглощены приготовлениями к отъезду, сдачей мебели на хранение в Кардиффе, как наиболее удобном центре, и грустной процедурой прощальных визитов. Отъезд их из Блэнелли произошел неожиданно. Они разом оторвались от всего. Здесь же пришлось пережить много томительных волнении. Они были приглашены на прощальные обеды к Воонам, Болендам, даже к Луэллинам. Эндрью даже заболел «напутственным расстройством желудка», как он называл это, в результате столь многочисленных прощальных банкетов. А в самый день отъезда плачущая Дженни ошеломила их сообщением, что им собираются устроить торжественные проводы на вокзале.

В довершение всего после этого волнующего сообщения в последний момент примчался Воон.

— Простите, друзья, что опять вас беспокою. Но послушайте, Мэнсон, зачем это вы обидели Челлиса? Я только что получил от старика письмо. Ваша статья страшно заинтересовала и его и, насколько я понял, Горнозаводский комитет патологии труда тоже. Во всяком случае Челлис просит меня переговорить с вами. Он хочет, чтобы вы непременно зашли к нему в Лондоне, говорит, что по очень важному делу.

Эндрью ответил немного ворчливо:

— Мы едем отдыхать, дружище. Это будет первый наш отдых за много лет. Как же я попаду в Лондон?

— Тогда оставьте мне свой адрес. Он, наверное, захочет вам написать.

Эндрью нерешительно взглянул на Кристин. Они сговорились скрыть от всех, куда едут, чтобы избавить себя от всяких тревог, переписки и встреч со знакомыми. Но все-таки он сообщил Воону адрес.

Потом они поспешили на станцию, окунулись в толпу, ожидавшую их там. Им жали руки, окликали, похлопывали по спине, обнимали и, наконец, когда поезд уже тронулся, втолкнули их в купе. Когда они отъезжали, собравшиеся на перроне друзья грянули песню «Люди из Харлека».