Арчибальд Кронин - Цитадель

— О Боже! — промолвил Эндрью, разминая онемевшие пальцы. — Это была последняя капля!

Однако глаза у него блестели, и через минуту он добавил:

— Но я бы ни на что не променял этой минуты, Крис. Как люди добры к нам! И подумать только, что еще месяц тому назад половина города жаждала моей крови! Да, нельзя не признать, что жизнь — чертовски странная штука! — Он весело посмотрел на сидевшую рядом с ним Кристин. — Итак, миссис Мэнсон, хоть вы сейчас уже старая женщина, а все же начинается ваш второй медовый месяц.

Они приехали в Саусгемптон к вечеру того же дня, заняли каюту на пароходе, перевозившем через Ла-Манш. На следующее утро они увидели восход солнца за Сен-Мало, а часом позже Бретань приняла их.

Наливалась пшеница, вишневые деревья стояли, осыпанные плодами, по цветущим лугам бродили козы. Это Кристин пришла идея ехать в Бретань, познакомиться с настоящей Францией — не с ее картинными галереями и дворцами, не с историческими развалинами и памятниками, не со всем тем, что настойчиво рекомендовали осмотреть путеводители для туристов.

Они приехали в Валь-Андрэ. В маленькую гостиницу, где они поселились, доходил и шум морского прибоя и благоухание лугов. В спальне у них пол был из некрашеных досок, по утрам им подавали дымящийся кофе в больших синих фаянсовых чашках. Они целые дни проводили в блаженном бездельи.

— О Господи! — твердил Эндрью все время. — Не чудесно ли это? Никогда, никогда, никогда я не захочу больше и взглянуть на какую-нибудь пневмонию.

Они пили сидр, лакомились креветками, лангустами, пирожками и вишнями. По вечерам Эндрью играл в бильярд с хозяином на старинном восьмиугольном столе.

Все было «прелестно, изумительно, чудесно» — эти определения принадлежали Эндрью — «все, кроме папирос» — добавлял он. Так прошел целый месяц блаженства. А затем Эндрью уже чаще и с постоянным беспокойством начал вертеть в руках нераспечатанное письмо, испачканное вишневым соком и шоколадом, пролежавшее в кармане его пиджака две недели.

— Ну, что же, — поощрила его, наконец, Кристин однажды утром. — Мы слово сдержали, а теперь ты можешь его распечатать.

Он старательно взрезал конверт и, лежа на солнце лицом кверху, прочел письмо. Затем медленно сел, перечел его опять. И молча передал Кристин.

Письмо было от профессора Челлиса. Он писал, что, ознакомившись с работой Эндрью по вопросу вдыхания пыли, Комитет патологии труда в угольных и металлорудных копях решил заняться этим вопросом, сделать доклад в парламентской комиссии. Для этой цели при комитете учреждается постоянная должность врача. И приняв во внимание исследовательскую работу доктора Мэнсона, совет комитета единодушно и без колебаний решил предложить эту должность ему.

Прочтя это, Кристин радостно посмотрела на мужа:

— Ну, не говорила ли я тебе, что место для тебя всегда найдется. — Она улыбнулась. — И такое прекрасное!

Эндрью быстро, нервно швырял камушки в стоявшую на берегу плетенку для ловли омаров.

— Клиническая работа, — размышлял он вслух. — Что ж, это естественно: они знают, что я клиницист.

Улыбка Кристин стала шире.

— Но ты, конечно, не забыл нашего уговора: минимум полтора месяца мы остаемся здесь, бездельничаем и не двигаемся с места. Ты ведь не согласишься ради этого прервать наш отдых?

— Нет, нет. — Он посмотрел на часы. — Мы свои отдых доведем до конца, но во всяком случае, — он вскочил и весело поднял на ноги Кристин, — это нам не мешает сбегать сейчас на телеграф. И интересно... интересно, найдется ли там расписание поездов.

Комитет по изучению патологии труда в угольных и металлорудных копях, обычно называемый сокращенно К.П.Т., помещался в большом, внушительном на вид здании из серого камня на набережной, недалеко от Вестминстерских садов, откуда было удобное сообщение с министерством торговли и департаментом горной промышленности, которые то забывали о существовании комитета, то начинали яростно спорить, в чьем ведении надлежит состоять комитету.

Четырнадцатого августа, в светлое, солнечное утро, Эндрью, пышущий здоровьем, полный огромного воодушевления, взлетел по лестнице этого дома с выражением человека, который собирается завоевать Лондон.

— Я новый врач комитета, — представился он курьеру в форме.

— Да, да, знаю, — сказал курьер отеческим тоном. — Отсюда Эндрью заключил, что его, очевидно, уже ожидали. — Вам надо будет пройти к нашему мистеру Джиллу. Джонс! Проводи нашего нового доктора наверх в кабинет мистера Джилла.

Лифт медленно поднимался вверх, мимо коридоров, облицованных зеленым кафелем, многочисленных площадок, на которых мелькала все та же форма служащих министерства. Затем Эндрью ввели в просторную, залитую солнцем комнату, и не успел он опомниться, как ему уже жал руку мистер Джилл, который встал из-за письменного стола и отложил в сторону «Таймс», чтобы поздороваться с ним.

— Я немного опоздал, — с живостью сказал Эндрью. — Прошу прощения. Мы только вчера приехали из Франции. Но я хоть сейчас готов приступить к работе.

— Прекрасно! — Джилл представлял собой веселого маленького человечка в золотых очках, воротничке почти пасторского фасона, в темносинем костюме, темном галстуке, схваченном гладким золотым кольцом. Он смотрел на Эндрью с чопорным одобрением. — Присядьте, прошу вас. Не угодно ли чашку чая или стакан горячего молока? Я обычно пью что-нибудь около одиннадцати. А сейчас... да, да, уже почти время.

— Тогда... — начал Эндрью нерешительно и вдруг, повеселев, докончил: — может быть, вы мне расскажете все относительно моей будущей работы, пока мы...

Через пять минут человек в форме внес чашку чая и стакан горячего молока.

— Я думаю, сегодня оно вам придется по вкусу, мистер Джилл. Оно кипело, мистер Джилл.

— Благодарю вас, Стивенс.

И когда Стивенс вышел, Джилл с улыбкой обратился к Эндрью:

— Вы увидите, какой это полезный человек. Он восхитительно готовит горячие гренки с маслом. Нам здесь, в комитете, редко достаются действительно первоклассные служители. У нас ведь штат весь откомандирован из разных ведомств: из министерства внутренних дел, департамента горной промышленности, министерства торговли. Я лично, — Джилл кашлянул с скромным достоинством, — из адмиралтейства.

Пока Эндрью пил горячее молоко и нетерпеливо ожидал разъяснений насчет будущих своих обязанностей, Джилл вел приятную беседу о погоде, Бретани, о новых пенсиях гражданским чинам и пользе пастеризации. Затем встал и повел Эндрью в предназначенный для него кабинет.

Это была такая же просторная, уютная, солнечная комната, устланная теплым ковром, с чудесным видом на Темзу. Большая шпанская муха тоскливо и сонно жужжала и билась о стекло.