Полное собрание сочинений. Том 75

Та же мысль неоднократно высказывалась и аргументировалась Толстым и в публицистике и в письмах этих лет.

«Если только народ, настоящий народ, сто миллионов мужиков земледельцев своим пассивным неучастием в насилии не сделает ненужною и безвредною всю эту несерьезную, шумную раздраженно-самолюбивую ораву, мы непременно придем к военной диктатуре, и придем через великие злодейства и развращение, которые уже начались», 10 10 Т. 76, стр. 193. — утверждал Толстой в письме к В. В. Стасову. Он резко осуждает все виды и формы политической борьбы с царизмом, в том числе даже и мирные выступления рабочего класса с политическими требованиями. Когда же эти выступления стали принимать все более массовый, активный и вооруженный характер и, охватив почти все крупные промышленные центры России, подняли на революционный штурм самодержавно-помещичьего строя крестьянские массы, Толстой усмотрел во всем этом лишь «братоубийственные насилия», не только не приближающие, но и отдаляющие час народного освобождения.

В дни грандиозных рабочих стачек и забастовок, баррикадных боев, массовых захватов крестьянами помещичьих земель и ожесточенного, беспощадного сопротивления царского правительства Толстой выступал с проповедью «непротивления злу насилием» и призывал как правительство, так и борющиеся с ним силы к смирению и всепрощению.

Революционному пути организованной массовой борьбы Толстой противопоставил путь «пассивного неучастия» масс в правительственных «насилиях» и нравственного самоусовершенствования. Этой мыслью проникнуто большинство писем Толстого 1904—1906 гг.

На многочисленные запросы своих корреспондентов, как следует относиться к революционным выступлениям и политическим требованиям народных масс, Толстой неизменно советовал не участвовать в политических «насилиях», «с чьей бы стороны они ни совершались».

Эта проповедь наносила делу революции самый прямой и непосредственный вред. «Не противься злу насилием, — писал с возмущением А. М. Горький. — Я не знаю в истории русской момента более тяжелого, чем этот, и не знаю лозунга более обидного для человека, уже заявившего о своей способности к сопротивлению, к бою за свою цель » . 11 11 А. М. Горький , Собр. соч., т. 24, Гослитиздат, М. 1953, стр. 53.

В то же время Толстой с еще большей страстностью и убежденностью, чем прежде, обличает бесчеловечность «рабства», в котором находился народ у помещиков и капиталистов, ужасы солдатчины, бедствия крестьянского безземелья, несправедливость и тяжесть податной системы, разоблачает «церковный обман», грабительские, «разбойничьи» действия царизма и призывает к «неповиновению» ему.

Беспощадная и глубоко справедливая критика великим писателем «всех современных государственных, церковных, общественных, экономических порядков» 12 12 В. И. Ленин , Сочинения, т. 16, стр. 301. царской России, звучавшая на весь мир, вопреки его воле и желанию не только оправдывала революционный протест масс, но объективно содействовала их освободительной борьбе. И, несмотря на то, что Толстой отстранился от революционной борьбы и осуждал ее, он ни в какой мере не хотел поражения революции и горячо возражал, когда его подозревали или упрекали в этом. «Я тоже не согласен с вами с приписываемой вами мне роли в нашей революции: ни в том, что я виновник ее, ни еще менее в том, что я не признаю ее и желал бы задавить ее... я радуюсь на революцию, но огорчаюсь на тех, которые, воображая, что делают ее, губят ее. Уничтожит насилие старого режима только неучастие в насилии, а никак не новые и нелепые насилия, которые делаются теперь». 13 13 Т. 76, стр. 193—194.

Толстой принимал революцию и радовался на нее постольку, поскольку видел в ней несомненное выражение охватившего широчайшие массы «сознания незаконности требований правительства». «Россия переживает важное, долженствующее иметь громадные последствия время», 14 14 Т. 36, стр. 206. — писал он об этом в 1905 г. «Престиж власти разрушен, и перед русскими людьми нашего времени, перед огромным большинством их, возник во всем великом значении вопрос о том, должно ли, следует ли повиноваться правительству. В этом возникшем в русском народе вопросе — одна из причин предстоящего, а может быть, и начавшегося великого всемирного переворота». 15 15 Там же , стр. 249—250.

Таким образом, Толстой в известной мере сочувствовал русской революции, по-своему понимал ее мировое значение. Политическую борьбу, вооруженные выступления Толстой считал величайшим заблуждением народа, но от которого, по его мнению, он не может не освободиться по мере обострения и развития революционных событий. Освобожденные от революционных иллюзий, ставшие на позицию неучастия во зле массы обретут ту силу, которая, с его точки зрения, сумеет обновить на началах справедливости сначала русскую жизнь, а потом и весь мир. С этой утопической и реакционной точки зрения Толстой оправдывал революцию и утверждал ее необходимость;

В самый разгар революции, за несколько дней до декабрьского восстания, Толстой с неколебимой убежденностью пишет В. В. Стасову: «События совершаются с необыкновенной быстротой и правильностью. Быть недовольным тем, что творится, всё равно, что быть недовольным осенью и зимой, не думая о той весне, к которой они нас приближают». 16 16 Т. 76, стр. 59.

Весьма сложное и противоречивое отношение Толстого к революции отражало некоторые из тех существенных сторон и объективных противоречий самой революции, в которых выразилось ее историческое своеобразие и которые во многом предопределили ее исход.

Одна из главных отличительных черт революции 1905 года, по определению В. И. Ленина, состояла в том, что «это была крестьянская буржуазная революция в эпоху очень высокого развития капитализма во всем мире и сравнительно высокого в России. Это была буржуазная революция, ибо ее непосредственной задачей было свержение царского самодержавия, царской монархии и разрушение помещичьего землевладения, а не свержение господства буржуазии». 17 17 В. И. Ленин , Сочинения, т. 10, стр. 294.

Но в то же время первая русская революция была и пролетарской «не только в том смысле, что пролетариат был руководящей силой, авангардом движения, но и в том смысле, что специфически пролетарское средство борьбы, именно стачка, представляло главное средство раскачивания масс и наиболее характерное явление в волнообразном нарастании решающих событий». 18 18 Там же , т. 23, стр. 231.

Толстой воспринял революцию с позиций патриархальной крестьянской массы. В силу этого писатель не мог не сочувствовать основной демократической задаче революции — коренному изменению условий жизни крестьянских масс, освобождению их от помещичьей кабалы и самодержавно-полицейского гнета. Толстой был по-своему прав, когда не без гордости писал в дни революции В. В. Стасову, что «состоит» «во всей этой революции в звании, добро и самовольно принятом на себя, адвоката 100-миллионного земледельческого народа» и сорадуется «всему, что содействует или может содействовать его благу». 19 19 Т. 76, стр. 45.