Полное собрание сочинений. Том 73

Отчужденность Толстого от политической борьбы, непонимание им законов общественной жизни породили такие причудливые формы выражения подлинных интересов народа, какими являлись его письма к царю, его апелляции к господствующим классам.

«...Крестьянство, — писал В. И. Ленин, — стремясь к новым формам общежития, относилось очень бессознательно, патриархально, по-юродивому, к тому, каково должно быть это общежитие, какой борьбой надо завоевать себе свободу, какие руководители могут быть у него в этой борьбе, как относится к интересам крестьянской революции буржуазия и буржуазная интеллигенция, почему необходимо насильственное свержение царской власти для уничтожения помещичьего землевладения» 29 29 В. И. Ленин , Соч., т. 15, стр. 184. .

Патриархальные иллюзии, политическая наивность русского крестьянства в не меньшей степени были свойственны и самому Толстому, они питали его утопические надежды на моральное «воскресение» господ, на их добровольный отказ от своих социальных прав и преимуществ, на «милость царя».

У Толстого не было представления о реальном смысле того общественного переворота, который совершался в России, об его историческом, классовом содержании. Идеолог патриархальной, деревенской России, он, естественно, не мог разглядеть буржуазного содержания революции, не мог увидеть в ней пролога революции социалистической. Не признавая того, что в стране прочно укладывался капитализм, не видя того, что в русском обществе уже шли «две различные и разнородные социальные войны» 30 30 Там же , т. 9, стр. 280. , он был вполне убежден, что только «земля есть главный предмет борьбы». Толстой полагал, что признание земли общей народной собственностью откроет и мужику и рабочему путь к созданию демократического объединения свободных и равноправных земледельцев, возвратит их к патриархальным формам жизни. Он верил, что равного и справедливого распределения земли достаточно для того, чтобы в стране устранилась почва для общественного недовольства, исчезла опасность какой бы то ни было социальной войны.

Аграрные преобразования, — писал он Николаю II, — несомненно уничтожат «всё то социалистическое и революционное раздражение, которое теперь разгорается среди рабочих и грозит величайшей опасностью и народу и правительству» 31 31 Т. 73, стр. 190. .

Патриархальная ограниченность общественного идеала писателя, непонимание им характера революционного кризиса обусловили его иллюзорную веру в наличие «двух выходов», одинаковых по своим конечным результатам, из того сложного, сплетения общественных противоречий, которое было отличительной чертой его эпохи. Один из них, «хотя и очень трудный — кровавая революция, второй — признание правительствами их обязанности не итти против закона прогресса, не отстаивать старого» 32 32 Т. 34, стр. 278. . По собственному признанию Толстого, в своих «двух письмах, написанных царю», он пытался направить его на этот «второй» путь.

Несмотря на увещевания Толстого, Николай II продолжал, разумеется, «отстаивать старое». Предложения писателя и на этот раз остались также неосуществленными. И Толстой вскоре окончательно понял, что «ожидать освобождения земли от правительств вообще и в России от царя совершенно невозможно» 33 33 Т. 35, стр. 132. .

«На письма государю я махнул рукой... Напрасно ему писать» 34 34 Д. Маковицкий , Яснополянские записки, выпуск I, стр. 25. , — заметил Толстой два года спустя в беседе с Д. П. Маковицким.

Не добившись от царя никаких реальных результатов, писатель, для которого всякие кровопролитные столкновения масс являлись преступлением, антигуманным актом, нарушение естественных братских связей между людьми, обращается также к самим массам, к непосредственным участникам развернувшейся борьбы, с призывом «не убий». В многочисленных публицистических выступлениях, написанных в форме прямых обращений к рабочему классу, к офицерству, к солдатам, к духовенству, даже к революционерам (которых он именует «политическими деятелями»), он излагает свою теорию «мирного устранения зла». С одной стороны, Толстой призывает массы к полному неучастию в какой бы то ни было правительственной деятельности, отказу от государственной службы, от воинской повинности, от подчинения приказам командования. В то же время он с неменьшей энергией убеждает отказаться от какой бы то ни было политической и революционной работы. Своей горячей проповедью писатель надеялся устранить опасность вооруженного конфликта, кровавого братоубийства.

Аргументацию своего отрицательного отношения к революции Толстой искал и в уроках истории, и в примерах освободительной борьбы прошлых веков, и в своей этической философии.

Проблема восстания и его значения для блага трудового народа остро волновала и занимала писателя еще в 60-е годы. В сущности ею вызывался его интерес к исторической проблематике, его многократные попытки создать роман из эпохи декабристов, в котором, по замыслу Толстого, активным действиям декабристов противопоставлялось нравственное совершенствование, общение с простым народом как единственно реальный и подлинный путь к личному и всеобщему благу.

В 1896 году в письме к детской писательнице А. М. Калмыковой Толстой высказывает свои соображения об освободительном движении в России. Он отрицает практическое значение революционной деятельности Разина и Пугачева, Радищева и декабристов, революционеров 60-х годов и народовольцев, которые, по его мнению, не привели к реальному улучшению положения трудовых масс, вызвав только усиление реакции, испуг и ожесточение правящих кругов.

Неверие Толстого в плодотворность «первого», «кровавого», выхода подкреплялось его раздумьями над опытом буржуазных революций в Европе.

Русская буржуазно-демократическая революция была буржуазной революцией эпохи империализма. К началу XX века в большинстве государств Западной Европы уже длительное время существовал буржуазный строй. Мир капиталистических отношений не был для Толстого, в отличие от передовых буржуазных идеологов XVIII века, туманной утопией равенства и братства. Глубоко справедлива была данная Толстым критика современного ему капиталистического строя, породившего чудовищную эксплуатацию трудящихся классов, рабство, классовый антагонизм и захватнические войны. Толстой видел, что те высокие идеалы, во имя которых на Западе возводились баррикады и лилась кровь, оказались фикцией: собственнические отношения не уничтожились, только более скрытыми стали формы угнетения, а труженик-земледелец попрежнему был лишен достаточного надела земли. Но из своих верных и глубоких наблюдений Толстой делал ложные и реакционные выводы о бесплодности и бесполезности революций, которые — с его точки зрения — никогда еще не приносили человечеству «блага».