Полное собрание сочинений. Том 73

4Речь М. А. Стаховича послужила толчком к началу работы над статьей «О веротерпимости», которую Толстой закончил 28 декабря 1901 г. См. т. 34.

5Цецилия Владимировна Хилкова (1860—1922). См. т. 67.

6См. письмо № 35.

7[смыть,]

1901 г . Ноября 11. Гаспра .

Дорогой Анатолий Федорович,

пишу вам не своей рукой, потому что все хвораю и после своей обычной работы так устаю, что даже и диктовать трудно. Но дело, о котором пишу вам, так важно, что не могу откладывать.

Хорошая моя знакомая и сотрудница во время голодного года, 1самое безобидное существо, Вера Величкина, находится в тех тяжелых условиях, которые описаны в прилагаемой выписке письма Чертковой, которое переписано слово в слово. Пожалуйста, remuez ciel et terre, 2чтобы облегчить участь этой хорошей и несчастной женщины. Вам привычно это делать и исполнять мои просьбы. Сделайте это еще раз, милый Анатолий Федорович.

Жила Величкина за границей, потому что училась медицине, и имеет докторский диплом. 3

Любящий вас

Лев Толстой.

11 ноября 1901.

Почт. Ст. Кореиз,

Таврическ[ой] губ.

Подлинник написан и датирован рукой О. К. Толстой, подпись собственноручная. Впервые опубликовано без указания точной даты и с небольшим сокращением в «Воспоминаниях о Л. Н. Толстом» А. Ф. Кони — «Нива». Ежемесячные литературные и популярно-научные приложения» 1908, 9, столб. 69.

Об Анатолии Федоровиче Кони (1844—1927) см. т. 67. В 1901 г. Кони был сенатором.

В октябре 1901 г. Вера Михайловна Величкина (1868—1918), жена В. Д. Бонч-Бруевича, была при возвращении в Россию арестована и отвезена в Петербург, в дом предварительного заключения. Ей предъявлено было обвинение в принадлежности к социал-демократической организации и в устройстве демонстрации в Женеве против русского консульства.

Об аресте Величинной сообщили Толстому А. К. Черткова и В. Д. Бонч-Бруевич. См. письмо № 186. После письма Толстого положение Величкиной было улучшено, а весной 1902 г. она была освобождена и вскоре уехала за границу. См. о ней т. 67.

1В. М. Величкина работала с Толстым по оказанию помощи голодающим в 1891 г.

2[употребите все средства,]

3Величкина закончила медицинское образование в Берне.

1901 г. Ноября 22. Гаспра ,

Дорогой Николай Васильевич,

Помните, я вас просил о защите Павловцев. Дело это гораздо более — хотел сказать: интересное — более важное, чем я думал. Пророк, возбудивший их, б[ыл], очевидно, провокатор. Его личность не могут установить. Он сидит в остроге и называется Федосенко, но это неправда. 1Впрочем, подробности вам расскажет Михайлов. Они на днях получат обвинительный акт и должны выбрать защитника. Решите, кого им взять. Не просить ли Карабчевского? 2Я могу. Или достаточно Маклакова, или что вы решите другое. — Я всё хвораю, но не жалуюсь. Поминаю о вас.

Ваш Лев Толстой.

Датируется по письму № 179, написанному в тот же день. Впервые опубликовано без указания даты в ТП, 2, стр. 48—49.

О Николае Васильевиче Давыдове (1848—1920) см. т. 63, стр. 141—142. В 1901 г. Давыдов был председателем Московского окружного суда.

1Разгром церкви в с. Павловки (см. письмо № 175) был следствием проповеди сектанта Киевской губ. М. Н. Тодосиенко (Толстой неправильно написал его фамилию), уверявшего, что «скоро все будут равны, земля у панов отберется и роздана будет крестьянам, что церкви православные должно разрушать, дабы освободить скрытую в них правду» (из обвинительного акта).

Предположение, что Тодосиенко был провокатором, очевидно, ошибочно. Он пострадал больше других: был осужден па пятнадцать лет каторжных работ. Подозрение возбуждало терпимое отношение к нему уездной администрации. Вернее допустить, что Тодосиенко был в своей экзальтации искренен, а полиция воспользовалась его появлением, чтобы добиться осложнений в Павловках и расправиться с местными сектантами.

2Николай Платонович Карабчевский (1851—1925) — адвокат, писатель, после Октябрьской революции белоэмигрант. Был лично знаком с Толстым.

Защитниками по делу павловцев выступали В. А. Маклаков, И. К. Муравьев, Н. В. Тесленко и др.

1901 г. Ноября 22. Гаспра.

Дорогой Василий Алексеич,

Михайлов передаст вам подробности дела Павловских. Я надеюсь, что вы не откажетесь защищать их. Дело не только важное, но очень интересное. Если бы это было нужно, не пригласить ли Карабчевского? Решите, нужно ли это в интересах дела. Решайте скорее, п[отому] ч[то] на днях им выдадут обвинит[ельный] акт.

Дружески жму вам руку.

Лев Толстой.

22 ноября 1901.

О Василии Алексеевиче Маклакове (р. 1869) см. т. 71.

1901 г. Ноября 24/декабря 7 . Гаспра.

Dear friend,

I received your letter and meant to answer it but the last two months I have been so weak that I could not do it. So you must excuse me for my long silence.

I read your letter twice and considered the matter as well as I could and could not arrive at a definite solution of the question. You may be right but I think not for every person which will read the book. It can have a bad influence over persons who will read not the whole book and not take in the sense of it. It might also have quite the opposite influence so as it was intented to. All what I can say in my defense is that when I read a book the chief interest for me is the Weltanschau[u]ng des Authors, what he likes and what he hates. And I hope that the reader, which will read my book with the same view will find out what the author likes or dislikes and will be influenced with the sentiment of the author. And I can say that when I wrote the book I abhorred with all my heart the lust and to express this abhorrence was one of the chief aims of the book.

If I have failed in it I am very sorry and I am pleading guilty if I was so inconsiderate in the scene of which you write, that I could have produced such a bad impression on your mind.

I think that we will be judged by our conscience and by God — not for the results of our deeds, which we can not know, but for our intentions. And I hope that my intentions were not bad.

Yours truly

Leo Tolstoy.

7 December 1901.

Дорогой друг,

Получил ваше письмо и предполагал ответить на него, но последние два месяца я был так слаб, что не мог этого сделать. Поэтому вы должны извинить меня за мое долгое молчание.

Я дважды прочел ваше письмо, обдумывал вопрос как умел, но не мог прийти к определенному решению его. Вы, может быть, и правы, но, я думаю, не по отношению к каждому человеку, который будет читать эту книгу. Она может иметь дурное влияние на тех людей, которые прочтут не всю книгу и не проникнутся ее смыслом. Она могла также иметь совсем обратное влияние, как и предполагалось. Всё, что я могу сказать в свою защиту, это следующее: когда я читаю книгу, главный интерес для меня — мировоззрение автора, что он любит и что ненавидит. И я надеюсь, что читатель, который будет читать мою книгу с той же точки зрения, поймет, что любит и чего не любит ее автор, и проникнется чувством автора.

Еще могу сказать, что писал эту книгу, всем сердцем ненавидя похоть, и что выразить это отвращение было одной из главных целей этой книги.

Если мне это не удалось, очень об этом сожалею и признаю себя виноватым, если был так неосмотрителен в сцене, о которой вы пишете, что мог произвести на вас такое плохое впечатление.