Полное собрание сочинений. Том 68

И потому повторяю тебе то, что я сказал, когда сказал, что всё равно: жениться на принцессе или на крестьянке, именно то, что прежде чем тебе думать о какой-либо женитьбе, тебе надо успокоиться, прийти в нормальное состояние, в такое, в котором ты бы мог общаться с людьми тебе близкими, мог бы спокойно думать, мог бы не оскорблять самых близких тебе людей, главное, мог бы работать, делать какое-нибудь дело и прожить так не неделю, месяц, а по крайней мере год или два. Для этого же главное, что тебе нужно, это — перестать пить вино, а для того , чтобы не пить его — перестать общаться с теми , кот [ орые ] его пьют. Богом дана человеку бессмертная душа и для руководства этой души — разум. И вот человек придумал средство заглушать этот разум, чтобы душа оставалась без руководства. Это делает вино. И от этого это ужасный не только грех, но обман, пот[ому] что душа без руководства всегда заведет человека в такое положение, что он страшно пострадает. — И ты уже начинаешь страдать, и я уверен, что ты страдаешь, и очень, тем, что ты мучаешь свою мать (я знаю, у тебя доброе сердце и ты любишь ее), страдаешь и сознанием своего падения, кот[орое] ты хочешь скрыть от себя. Не старайся скрывать, а сознайся сам себе, покайся перед богом и с его помощью начни новую жизнь, в которой поставь себе главной целью себя самого, свое исправление, свое нравственное усовершенствование. Для достижения же этой цели советую тебе четыре вещи: 1) главное, воздержание от всего отуманивающего разум, в особенности от всякого алкоголя; 2) общение с людьми выше себя по образованию, уму, даже обществен[ному] положению, по состоянию даже, а никак не с низшими себя; 3) перемена внешняя условий жизни — уехать куда-нибудь от тех условий, в кот[орых] жил дурно, а никак не оставаться в них, и 4) воздерживаться от увеселений и развлечений и не бояться скуки на первое время. Это для того, чтобы найти дело, взяться за него и полюбить его. Дьявол забирает нас хитростью, и нам надо хитростью бороться против него. И вот эти 4 правила — такие хитрости, они уничтожают его козни. Впрочем, если и захочешь жить хорошо, то найдешь сам, что тебе нужно. Where is a will is a way. 4Только бы ты понял, кто ты такой. Только бы ты понял, что ты сын божий, кот[орого], любя, бог послал в мир для того, чтобы ты делал там ему угодное дело, и для этого дал тебе и разум и любовь, которые наверно дадут тебе счастье, если ты только будешь развивать, а не заглушать их.

Любящий тебя Л. Толстой.

Впервые опубликовано в книге «Лев Николаевич Толстой», юбилейный сборник, «Труды Толстовского музея», М. — Л. 1928, стр. 65.

Дата определяется предположительно на основании слов в письме к Л. Л. Толстому от 19 октября 1895 г.: «Андрюше я написал письмо об его жизни и нынче целый день писал Мише», и в письме к М. Л. Толстому от 16—19 октября: «Я сейчас написал и ему» — сыну Андрею.

Андрей Львович Толстой (1877—1916) — четвертый сын Л. Н. Толстого. См. т. 83, стр. 246.

1Акулина Макарова, крестьянская девушка из деревни Ясная Поляна.

2Владимир Александрович Бибиков. См. письмо № 174, прим. 6.

3Вероятно, Иван Александрович Бергер или его брат, который впоследствии был управляющим имением Андрея Львовича Толстого Таптыково в Тульской губ.

4Кто захочет, тот найдет и путь.

1895 г. Октября 16—17. Я. П.

Я всё сделал, как вы желали. 1И согласен на всё, что предлагаете. Получил нынче папку В[ладимира] Г[ригорьевича]. Нынче получил хорошее письмо от Шк[арвана].

Л. Т.

Печатается по листу 106 копировальной книги.

Дата определяется указанием в тексте письма: «Нынче получил хорошее письмо от Шкарвана» — почтовый штемпель на конверте письма Шкарвана: «Тула 16/Х 1895 г.».

Ответ на телеграмму и письмо Е. И. Попова от 8 октября, в которых он предлагал Толстому не давать своего согласия на отдельное печатание его предисловия к книге «Жизнь и смерть Е. Н. Дрожжина», чтобы этим не повредить распространению самой книги.

1См. письмо № 191, прим. 1.

1895 г. Октября 16—17. Я. П.

Иван Иванович,

Благодарю вас за ваше письмо, в котором вы извещаете меня о положении наших гонимых братьев. Я радуюсь всякому известию о них; живу с ними душою и жалею только о том, что не могу быть с ними и телом. Дай бог им послужить ему своею твердостью и кротостью в гонениях. Я послал в иностранные газеты составленную Павлом Ивановичем записку о всем случившемся с братьями, с своим письмом, и мне отвечали, что будет напечатано в самых распространенных газетах; но до сих пор еще не появлялось. Описание того, как переносят христиане гонения и как исповедуют истину, может открыть глаза многим, и потому я думаю, что опубликование всего, что было, будет на пользу. Имеете ли вы сношение с теми, которые сидят, и нельзя ли чем облегчить их положение? Сейчас получил из Австрии письмо от военного врача, который отказался от военной службы и за это сидит в тюрьме — и из тюрьмы исповедует истину с большей силой, чем исповедуют ее люди на воле. Передайте мою любовь всем братьям.

Лев Толстой.

Печатается по листам 111 и 112 копировальной книги. Впервые опубликовано по рукописной копии, в «Летописях», 12, стр. 65. Дата определяется упоминанием в письме о получении «сейчас» письма из Австрии от «военного врача» — Альберта Шкарвана; письмо со штемпелем: «Тула 16/Х 1895 г.».

Иван Иванович Худяков (р. ок. 1874) — сектант-духобор. В 1895 г. отбывал военную службу в нестроевой команде в Тифлисе. В 1898 г. Худяков был сослан на поселение в Якутскую область вместе с другими духоборами (в числе семидесяти). В 1905—1906 гг. был амнистирован и уехал в Канаду «к своим братьям».

Ответ на письмо Худякова от 1 октября 1895 г., в котором он сообщал Толстому сведения о положении преследуемых царским правительством духоборов.

1895 г. Октября 16—19. Я. П.

Пишу тебе, Миша, а не на словах говорю, то, что хочу передать тебе, п[отому] ч[то] между нами, мною и тобой, в нашем личном общении установилась как бы какая-то непроницаемая преграда — стена, через кот[орую] нам нет никакой возможности общения. И оттого, что эта стена существует, мы всё дальше и дальше расходимся между собой, так что мы стали так далеки, что нам уж трудно понимать друг друга. Вот, чтобы сломать эту стену и передать тебе то очень важное, что я имею передать тебе и без чего тебе будет становиться всё труднее и труднее жить, я и пишу тебе это письмо. Пожалуйста, внимательно прочти его и подумай об его содержании. 1Стоит того это сделать уж только п[отому], ч[то] я с трудом удерживаемыми слезами и умилением в сердце пишу его, стараясь высказать все то, что я мучительно перечувствовал и передумал многими бессонными ночами это последнее время. То, что я пишу здесь, относится и к Андрюше и ко всем молодым людям, находящимся в твоем положении, хотя пиша имею перед собой одного тебя и с тою естественною любовью, к[оторую] я чувствую к тебе, обращаюсь к тебе одному. Не обращаюсь же я к Андрюше, п[отому] ч[то] он уж слишком далеко ушел по тому губительному пути, по кот[орому] идешь и ты, и я менее надеюсь на то, чтобы он вполне понял меня и мои слова так же, как я их понимаю, и вник в их значение. Мы с вами похожи на двух людей, кот[орые] идут в разные стороны, встретились и разошлись, и чем дальше идут, тем больше расходятся, так что приходит время, когда они уже не могут или с трудом могут слышать друг друга. Ты еще, я надеюсь, на таком расстоянии от меня, что можешь еще услыхать мой голос, но Андрюша уже так далек, что меньше вероятия, чтобы он меня услышал. Но чем он дальше, тем ему нужнее услыхать, и потому кричу, сколько сил есть, кричу и ему, и не отчаиваюсь, чтобы он услыхал меня и вернулся или хоть бы остановился. Я сейчас написал и ему, но написал относящееся более к тому тяжелому положению, в к[отором] он находится. Тебе же пишу, надеясь предупредить это положение.