Полное собрание сочинений. Том 68

На этих двух главных соблазнах держатся все мелкие соблазны, кот[орые] улавливают людей и, лишая их истинного блага, мучают их.

Человеку дана радость пищи — вкуса, развивающегося от труда и воздержания. Корка черного хлеба съедается с большим наслаждением, если голоден, чем ананасы и трюфели, и человек устраивает себе жизнь так, что почти никогда не голоден, и пряной, жирной, искусствен[ной] пищей портит себе вкус и часто совсем лишается всякого удовольствия от еды и только страдает от пищеварения в больном желудке.

Человеку дано удовольствие упражнения своих мускулов в работе и радости отдыха, и он заставляет делать всё за себя других, лишается этих радостей и теряет способность и уменье работать.

Человеку дано счастье общения с людьми, дружбы, братства, и он вместо того, чтобы пользоваться им, выделяет себя из всех своей гордостью и ограничивает свое сближение с людьми маленьким кружком большей частью худших, таких же, как он, людей. Человеку дано огромное счастье семейной любви, и он растрачивает это счастье или онанизмом или распутством.

Человеку дана высшая радость сознания себя разумным существом и он, отступая от деятельности, приписываемой ему разумом, заглушает этот разум табаком, вином, суетой и опускается на степень неразумного животного.

Таково то учение, кот[орое] я исповедую и проповедую и кот[орое] тебе и многим кажется чем-то фантастическим, туманным, странным и неприменимым. Учение это всё состоит только в том, чтобы не делать глупостей и напрасно, без всякой пользы себе и другим, не губить в себе ту божественную силу, кот[орая] вложена в тебя, и не лишать себя того счастья, кот[орое] предназначено всем нам. Учение всё состоит в том, чтобы верить своему разуму, блюсти его во всей чистоте и развивать его и, поступая так, получить благо истинное, вечное истинной жизни и, сверх того, гораздо в большей степени те самые радости, кот[орые] теперь привлекают тебя.

Ты хочешь радостей вкуса и придумываешь, что еще вкуснее и вкуснее поесть, и вкус твой всё притупляется и ты лишаешься очень скоро самых лучших из этих удовольствий.

Ты хочешь удовольствия спокойствия, отдыха и перестаешь трудиться — и физически и умственно, и теряешь способность и уменье работать и от того и не знаешь истинной радости отдыха после труда.

Ты хочешь отличаться от других, возвыситься чем-нибудь, чтобы привлечь к себе внимание других, и ты, вместо внимания, вызываешь к себе зависть и лишаешься братской любви, в кот[орую] ты мог бы вступить с ними.

Ты хочешь радостей половой любви и губишь в себе возможность этой любви тогда, когда наступает ее время.

Ты хочешь скрыть от себя несогласие твоего разума с твоей жизнью для того, чтобы не нарушилось твое наслаждение благами жизни, но, заглушая разум, ты разрушаешь его и разрушаешь этим все свои человеческие радости.

Человек есть соединение двух начал: животного, телесного и разумного, духовного. Движение жизни совершается в животном существе, оно движет жизнь и свою и продолжает эту жизнь в дальнейших поколениях; разумное, духовное существо направляет это движение. Если нет разума в существовании, то жизнь идет в нас по предназначенному ему направлению, как в животном, в растении; но как скоро в животном появился разум, разум этот должен руководить жизнью, проявляя, образовывая какую-то другую жизнь, высшую, духовную. Если же разум направляется не на направление животной жизни, как это делают люди, впадающие в соблазны, так нарушаются правильные движения животной жизни.

Само собой разумеется, что заблуждения некот[орых] людей не могут нарушить течения жизни и что даже эти заблуждения нужны и приносят свои плоды в общей экономии жизни; но заблуждения эти погибельны для тех людей, к[оторые] отдаются им. Такие люди, как непрорастающие семена, кот[орые] приносят деревья.

Для разумного существа, связанного с животной жизнью, есть только два пути: путь следования разуму, подчинения ему своей животной природы, путь радостный, дающий сознание жизни вечной и радости этой жизни, и путь подчинения разума животной природе, употребление его на достижение животных целей, путь гибельный, лишающий человека сознания вечной жизни и даже тех радостей, к[оторые] свойственны животному.

Всё это я написал тебе затем, чтобы ты остановился и подумал, и перестал бы думать, что если ты не видишь никакого смысла в жизни, кроме удовлетвор[ения] похоти, то это не от того, что это так, а от того, что ты в заблуждении, и что подле тебя, рядом с тобой, есть указание на то заблуждение, в к[отором] ты живешь и в к[оторое] уходишь, и что тебе стоит только опомниться, чтобы увидать это.

Писал пот[ому], главное, что мне ужасно, ужасно больно видеть, как ты и многие с тобой вместе гибнут, так страшно гибнут задаром, тогда как спасение так близко и так легко.

Л. Т.

1895. 19 окт. Я. П.

Опубликовано впервые (три небольших отрывка) в Б, III, стр. 437—438, и в книге В. А. Жданова «Любовь в жизни Льва Толстого», 2, М. 1928, стр. 176—177.

Письмо начато 16 октября (см. письмо к С. А. Толстой от этого числа, т. 84, стр. 241) и окончено 19 октября.

Михаил Львович Толстой (1879—1944) — младший сын Л. И. Толстого. Учился сначала в частной гимназии Поливанова в Москве, откуда, по окончании шести классов, перешел в Катковский лицей. В 1901 г. женился на Александре Владимировне Глебовой (р. 1880).

1 Зачеркнуто: и перечти его.

2 Зачеркнуто: особенно воспитанные в той безумной роскоши, в к[оторой] ты воспитан, и особенно в наше время, и особенно в тех исключит[ельных] условиях, в к[оторых] ты находишься.

3 Зачеркнуто: без всякого какого бы то ни было нравственного руководства, т. е., что им[и] ничего не считается ничего для себя священным и обязательным живут и предаваясь в этой жизни всем тем похотям, к[оторые] окружают ее.

4 Зачеркнуто: что все люди равны именно

5«Темными» в семье Толстых назывались лица не их круга, последователи Толстого, посещавшие Льва Николаевича.

Письмо это Толстой не послал сыну, записав в Дневнике от 24 октября 1895 г.: «Написал Мише письмо — длинное и слишком рассуждающее» (т. 53, стр. 62). Вместо него Толстой написал и отослал другое письмо от 27—30 октября (см. письмо № 211).

1895 г. Октября 19. Я. П.

Вчера получил твое письмо, милый Лева, и вот пишу. Радуюсь, что тебе лучше. Теперь, надеюсь, ты уже встал и больше не будет нужды ложиться. Огранович, 1мне думается, верно определил твою болезнь, и советы все его тебе были на пользу. Маша рассказывает, что она видела в Москве Ваню Раевского 2и что он, приеха[в] от Огран[овича], чувствует себя совсем хорошо. Я теперь в Ясной с Машей, Сашей и Верой Кузминск[ой]. Мама поехала с Таней и Мишей в Петерб[ург] слушать первое представление оперы Танеева. 3Я очень рад, что она поехала и развлечется. Горе ее изменило ее очень. Мы с ней всё более и более дружны и близки, и это для меня неперестающая радость. Андрюша в Москве, поехал чтобы готовиться к экзамену. Оказывается, что его аттестат 4-го класса недостаточен для вольноопред[еляющегося]. Сережа с Маней уехали за границу. Мы о них имеем сведения из Киева от Кузм[инских]. Сережа потерял бумажник с паспортом, и они должны были брать новый и пропустили время отхода парохода из Одессы. Андрюше я написал письмо об его жизни и нынче целый день писал письмо Мише, в кот[орых] хочу заставить их оглянуться на жизнь и на ее требования. Они очень занимают меня. Делаю, что могу. Утешение, или, скорее, сверх ожидаемого радость моя — это обе милые дочери. Жаль мне, что они не выходят замуж, особенно Машу, кот[орой] натура требует этого, но вижу, что они проживут, и хорошо, или, по крайней мере, теперь живут и без брака. Я много писал свою повесть, но последнее время она опротивела мне. Fiction 4— неприятно. Всё выдумка, неправда. А столько, столько наболело в душе невысказанной правды. Я это последнее время, недели две, не совсем здоров и от этого отстал от начатой работы, а хочется начать другое. Время уж осталось мало, и надо успевать сделать самое важное.