Полное собрание сочинений. Том 67

1894 г. Декабря 23. Москва.

Получил вчера ваше любезное приглашение, дорогая Анна Михайловна, и тотчас бы воспользовался им — так мне хочется не только оставить город, но увидать вас и пожить с вами, но вчера же приехал мой друг Вл. Чертков, с которым мы редко видимся, и проживет здесь проездом в Петербург несколько дней. Мне хочется не уезжать от него и его жены. Но как скоро он уедет, я с великой радостью приеду к вам и буду стараться не быть вам неприятным, не спорить с вами и раздражать вас, но и не отчаиваться придти к соглашению по тем вопросам, которые разделяют нас.

Итак, если позволите, до свидания. 1Дружески жму вам руку. Мой привет всем вашим.

Лев Толстой.

23 декабря 1894.

Печатается по листам 187 и 188 копировальной книги.

Анна Михайловна Олсуфьева (1835—1899), рожд. Обольянинова, владелица имения Никольское-Горушки (Обольяново) Дмитровского уезда Московской губ., знакомая семьи Толстых.

1Толстой приехал к Олсуфьевым с дочерью Татьяной Львовной 1 января 1895 г., пробыл у них до 18 января и здесь закончил свой рассказ. «Хозяин и работник».

1894 г. Декабря 23. Москва.

Извините, что пишу письмо это без обычного обращения. Я не знаю вашего имени и отчества. Мне очень приятно было ваше письмо и потому, что дорожу вашим сочувствием, и потому, что оно вводит меня в личное общение с вами, человеком, которого я давно знаю и уважаю. Статью вашу я прочел, и мысли Ар. Шульца мне вполне сочувственны. Для меня уже давно положение о том, что так же, как не только не полезно, но всегда вредно, наполнять желудок, не требующий пищи, так же бесполезно и всегда вредно передавать знания насильно, а не в виде удовлетворения требований учащегося, уже давно положение стало несомненной истиной, и я рад встретить эту же основную мысль в учении Шульца. — Только разработано ли практически его учение? Есть ли указание, как вести это обучение вне дома? Я постараюсь достать книгу и прочесть ее. Очень благодарю вас за присылку вашей статьи и письма. — Давно знающий и уважающий вас

Лев Толстой.

23 дек. 1894.

Печатается по листам 184 и 185 копировальной книги.

Вениамин Осипович Португалов (1835—1896) — самарский врач, публицист, сотрудник журналов «Дело», «Неделя», «Вестник воспитания», «Русское богатство», «Русская мысль» и автор книги «Вопросы общественной гигиены» (1874).

Ответ на письмо В. О. Португалова от 1 декабря 1894 г. из Самары, в котором он сообщал свое впечатление от чтения «Царства божия внутри вас» и рекомендовал вниманию Толстого свою статью о системе воспитания немецкого ученого Артура Шульца, последователя педагогических взглядов Руссо.

1894 г. Декабря 31. Москва.

Любезный друг.

Я получил вашу книгу и сердечно благодарю вас за нее. Книга прекрасная во всех отношениях и по важности содержания, и по искренности автора, и по мастерству изложения.

Узнавать людей, работающих сознательно ту же работу, которой я посвятил свою жизнь, составляет величайшую радость моей жизни. Жатва велика, а деятелей еще мало. Вы, вероятно, молоды и сильны, и потому перед вами открывается великая, хотя, может быть, и страдальческая в мирском смысле деятельность. Сознание служения богу истиной да поддержит вас в ней.

Любящий вас Л. Толстой.

Письмо сохранилось в двух редакциях: 1) автограф-черновик с подписью Толстого и 2) копия с него рукою М. Л. Толстой, исправленная Толстым, без его подписи. Печатаем по этой копии, перенеся подпись с автографа черновика. Датируется на основании записи в Дневнике от 31 декабря 1894 г., см. т. 52, стр. 157.

Ф. Ф. Лахман (F. F. Lachman) — датский писатель, близкий по взглядам Толстому.

Письмо Толстого вызвано чтением присланной ему книги Лахмана: «Weder Dogma, noch Glaubensbekenntnis, sondern Religion» («Не догмат и не вероисповедание, а религия»)

1894 г. Июля 10—15. Я. П.

Вы пишете, дорогой друг, что у вас чувство, точно вы меня огорчили, обидели. Этого ничего подобного нет. Я, слава богу, думаю только о вас, чувствую за вас и — хоть вы и не велите говорить больше про это, — я не могу не сказать — мне страшно за вас. Вы находитесь в том положении, о к[отором] я мечтал и мечтаю, в к[оторое] всякую минуту вступаю, как только будет малейшая возможность, и вдруг не только бросаете это положение, но осуждаете его. (До этого места дописал 5 дней тому назад. Потом заболел. И теперь, поправившись, продолжаю.) Я говорил Петруше 1(который пробыл у нас день), записал в своем дневнике 2и вам пишу, что я не понимаю , не понимаю вашего теперешнего настроения и состояния. Нас всех, воспитанных в лживой языческой, называемой христианской среде, застает опоминание от лжи в такой сложной, запутанной обстановке, что главная потребность, кот[орую] мы испытываем, состоит в том, чтобы как-нибудь выбраться из этой путаницы для того, чтобы быть в состоянии действовать сообразно своей совести или хоть перестать каждым своим движением действовать противно своей совести. И вот вы с борьбой, с усилием и с помощью благоприятных условий выпутались. И тут-то вместо того, чтобы начать действовать, хотите опять запутаться. Этого-то я не понимаю. Вы, очевидно, так привыкли к своему положению, как здоровый человек к здоровью, что не цените его.

Не буду ходить вокруг да около и скрывать то, о чем я справедливо, а может быть и не справедливо, догадываюсь. Всё дело, мне кажется, в вашей жене. Вы недовольный ей. И, как скоро вы недовольны ей, простой, необразованной, деревенской женщиной, с к[оторой] вы раз уже расходились, а сошлись тогда, когда могли и не сойтись, вам кажется, что всё это возможно исправить, разойдясь с нею. А чтобы разойтись с нею — надо изменить всю свою жизнь. Я так понимаю это. И считаю это совершенно ошибочным. Разойтись нельзя. Не п[отому] ч[то] Хр[истос] или кто бы там ни было этого не велел, а потому же, почему нельзя разойтись с ногой, к[оторая] болит, иначе, как отрезать ее, с болью и лишив себя части жизни. Кто бы она ни была, какая бы она ни была, она — вы, и то, что в ней тяжело, ваш есть крест, кот[орый] вы должны (не можете не) нести до смерти. И крест этот будет тем тяжелее, чем больше вы будете стараться сбросить его с себя. И не думайте, чтобы этот крест был тяжел. Я не переставая завидовал и завидую вам. Знаю, что вы можете завидовать мне. Но ведь это ничего не решает. А только доказывает, что мы не судьи в своем деле. Главное же то, что руководителя нашей жизни не может и не должно быть, то, что нам приятно, а то, что хорошо и важно. А остальное приложится, т. е. делай то, что должно, и будет приятно. Всё это очень пошло, что я пишу. Но я боюсь писать тонкости умные и не хочу, а хочу писать то простое, что думаю и чувствую о вас. И потому, как мне ни больно думать, что вы осудите меня и разлюбите за это. А я не разлюблю вас, что бы вы ни сделали.