Полное собрание сочинений. Том 65

В голодные годы с особенной силой проявилась та «быстрая, тяжелая, острая ломка всех старых «устоев», старой России», которая «отразилась в произведениях Толстого-художника, в воззрениях Толстого-мыслителя» 13 13 Там же , стр. 301. . Те проблемы, которые глубоко волновали Толстого в течение многих лет, в связи с голодом встали перед ним с новой, небывалой, мучительной остротой.

Толстой не мог оставаться безучастным к народному бедствию. Он не мог и не хотел ограничиться обычными для людей его социального круга формами помощи: сбором пожертвований, раздачей милостыни. В течение двух лет он отдавал все свои силы практической работе по спасению голодающих. Поселившись с группой сотрудников в одном из районов, пострадавших от неурожая (в деревне Бегичевке Рязанской губернии), всемирно прославленный 63-летний писатель лично занялся массовым устройством столовых, где неимущие крестьяне получали бесплатное питание. Толстой обходил крестьянские дворы, проводил перепись особо нуждающихся, ездил по деревням, наблюдая за работой столовых, закупал продукты, распределял продовольствие и дрова по столовым, вникая во все хозяйственные мелочи, связанные с организацией помощи голодающим.

Письма Толстого, помещенные в 66 томе, ярко характеризуют его самоотверженную, кипучую практическую деятельность по оказанию помощи пострадавшим от голода. И они отражают в то же время ту острейшую внутреннюю борьбу, которая происходила в сознании писателя.

Толстой прекрасно понимал, что голод, вспыхнувший в 1891 г., не представлял собою кратковременного, преходящего бедствия, а явился обострением тех бедствий, от которых народ страдал уже давно. Толстой писал Н. С. Лескову 4 июля 1891 г., что голод — это «больший, чем обыкновенно, недостаток хлеба у тех людей, которым он нужен, хотя он есть в изобилии у тех, которым он не нужен» 14 14 Т. 66, стр. 11. .

Спасая пострадавших от голода крестьян, Толстой с болью сознавал, что он в состоянии лишь немного уменьшить размеры народного горя, но не в силах уничтожить это горе и вызывающие его причины. Он писал художнику H. Н. Ге и его сыну: «Чувствую потребность yчacтвовать, что-то делать. И знаю, что делаю не то, но не могу делать то, а не могу ничего не делать» 15 15 Там же , стр. 81—82. . Письма Толстого к разным лицам, отправленные из Бегичевки, свидетельствуют, что помощь голодающим доставляла ему немалое моральное удовлетворение: он испытывал «радости общения с людьми» 16 16 Там же , стр. 143. , он чувствовал, что труд ради спасения пострадавших «радостен и увлекает». Но он остро ощущал тяжесть своего положения, заключавшуюся в «внутреннем постоянном сознании, что это не то, и сознании стыда перед самим собою» 17 17 Там же , стр. 149. . Его терзала неотвязная мысль о том, что наряду с голодными, которым он оказывает действенную помощь, есть и другие голодные, которых он не может спасти. «Нельзя представить себе, до какой степени тяжело быть в положении распорядителя, раздавателя и по своему выбору давать или не давать. А всё дело в этом. Очень тяжело, но уйти нельзя» 18 18 Там же , стр. 198. .

В одном из писем Толстой вспоминает старинную легенду

о нищем, который упрекнул помогавшего ему монаха: «То, что ты делаешь, ты делаешь не для меня, ты не любишь меня, а только мной спастись хочешь». Приводя эти слова, Толстой добавляет: «Вот такое же я чувствую отношение к нам народа и чувствую, что так и должно быть, что и мы им спастись хотим, а не его просто любим — или мало любим» 19 19 Т. 66, стр. 182—183. .

Эти строки с поразительной силой обнажают душевную драму Толстого, который в последние десятилетия своей жизни все сильнее тяготился своей принадлежностью к имущим классам. Разумеется, великий художник был глубоко несправедлив к себе, когда укорял себя в неискренности, в недостаточной любви к народу. Вместе с тем здесь сказалось стремление «дойти до корня» в поисках причин бедствий народных масс, сильный и смелый протест Толстого против всех видов эксплуатации человека человеком. Оказывая помощь голодающим, сознавая, что такая помощь необходима и полезна, Толстой вместе с тем ясно видел несостоятельность попыток устранить общественное зло усилиями самоотверженных и добрых гуманистов-одиночек. Отсюда и проистекало и нарастало в нем обостренное недовольство собой, нашедшее выражение в цитированном письме. (Как известно, слова «ты мною спастись хочешь» Толстой впоследствии повторил в «Воскресении»: он вложил их в уста Катюши Масловой, осуждающей барское великодушие князя Нехлюдова.)

Занимаясь помощью голодающим крестьянам, Толстой с особой, мучительной силой увидел всю глубину пропасти между «верхами» и «низами», эксплуататорами и эксплуатируемыми. Он писал С. А. Толстой из Бегичевки 10 сентября 1892 г.: «Здесь так все притерпелись к бедствию, что идет везде непрестанный пир во время чумы. У Нечаевых были имянины, на которых была Самарина, и обед с чудесами французского повара, за которым сидят 2 1/ 2часа, у Самариных роскошь, у Раевских тоже — охота, веселье. А народ мрет... Контраст между роскошью роскошествующих и нищетой бедствующих всё увеличивается, и так продолжаться не может» 20 20 Т. 84, стр. 160. .

Ощущение этого контраста становилось для Толстого все более нестерпимым. «Как ни знаешь твердо весь грех нашего сословия перед народом, эти года и это отношение, близкое с беднотой народа, яснее и неизгладимее показали мне всю величину и мерзость этого греха» 21 21 Т. 66, стр. 378. . С нараставшей настойчивостью возникала в сознании художника мысль о неизбежности и близости больших социальных перемен. «Всё больше и больше страдаю от лжи этой жизни и верю в ее изменение» 22 22 Там же , стр. 342. . «Мне всё кажется, что так продолжаться не может и что должен произойти переворот» 23 23 Там же , стр. 206. .

Свои гневные и горькие мысли, вызванные зрелищем народного бедствия, Толстой изложил в серии статей о голоде. Часть этих статей, вследствие препятствий, чинившихся царской цензурой, была первоначально опубликована не в России, а за границей.

Статьи Толстого о голоде принадлежат к числу его наиболее смелых, острых, волнующих публицистических работ. Противоречия мировоззрения писателя сказались, конечно, и в них: они содержали наивные призывы к представителям господствующих классов покаяться, осознать свою вину перед народом и прийти на помощь голодающему крестьянству во имя христианской любви к ближнему. Но сила и значение этих статей заключались, конечно, не в утопических, мечтательных воздыханиях, не в апелляции к милосердию благотворителей, а в резкой, поистине беспощадной критике эксплуататоров. Толстой доходил в своей критике до самых основ буржуазного строя; он с присущей ему неумолимой прямотой вскрывал коренные, назревшие социальные противоречия. Он писал: